Глава 1. Ах, Карачи – городок...

Не успел закончиться индийский вояж, как началось очередное и, хочется верить, не менее интересное путешествие. Оно должно охватить Пакистан, Иран и кусочек бескрайних просторов СНГ. «Здравствуй, Пакистан – дар великого Инда!» или нет – «Привет, тебе, Страна Солнечного Изобилия!», или... впрочем, это уже не важно. Что-то подобное мне хотелось пробормотать на выходе из самолета, но ужасная мысль вдруг заслонила все остальное: «Здесь же придется ездить в штанах!». Тридцать два градуса выше нуля. Именно такой температурой встретил ночной Карачи авиарейс из Москвы. Прощайте, стройные загорелые ножки рижских красавиц! Здравствуйте, потные одеяния! К сожалению, в мусульманских странах «свободный» стиль одежды не приветствуется. У них вообще много чего не приветствуется. М-даа…

От аэродрома я поехал в Генеральное консульство России с надеждой, что там меня приютят и посодействуют в получении иранской визы. В Дели иранцы мне

решительно отказали и теперь приходится немного нервничать, ведь очередной отказ означает кардинальное изменение маршрута. В новой редакции он должен будет пролечь через запад Афганистана. Вариант, согласитесь, не из лучших.

В консульстве меня встретили на редкость по-человечески, а ведь могли и выставить за дверь, ведь я «чужой», не российский. Вместо этого в моем распоряжении оказалась квартира с душем и кондиционером. Консульские работники предложили свою помощь в решении визовой проблемы. Лучшего и не пожелаешь! Остается лишь терпеливо ждать зеленого света и получать первые впечатления.

Карачи – гигантский город. Его населяет более десяти миллионов человек. Являясь самым крупным городом страны, он представляет из себя своего рода «экономический

пуп» Пакистана, ибо здесь расположены крупнейшие производства и главные воздушные и морские ворота страны. Несмотря на очевидную исключительность, город трудно назвать красивым, и уж совсем невозможно назвать его чистым. Часам к одиннадцати пополудни над Карачи повисает облако смога. Плотной, душной пеленой оно обволакивает улицы и дома. Для человека непривычного, да еще в жару и при повышенной влажности выхлопы могут стать сущим ядом, поэтому первые два дня я с трудом привыкал к агрессивному городскому микроклимату, отделываясь, к счастью, лишь головной болью. Акклиматизации весьма способствовала индийская закалка.

Днем Карачи напоминает потревоженный муравейник. Постоянно приходится быть предельно внимательным, потому что водители носятся сломя голову, совершая абсолютно неожиданные, нелогичные остановки и повороты. Впрочем, логика - применительно к восточным странам - понятие неприменимое. Она, безусловно, присутствует, но настолько специфична, что с ходу понять ее невозможно. Поэтому-то и путешествия мои длятся месяцами.

Центр города представляет из себя нагромождение банков, учреждений и офисов. От вывесок рябит в глазах. Красивых, солидных зданий относительно немного, вероятно, это отражает присущую восточным народам практичность – главное, чтобы внутри все было в порядке. Думаю, вполне правомочно сравнить Карачи с большим базаром. Подобно азиатским «маркетам» каждая часть города имеет четкую специализацию: банковский анклав, торговля, министерства, частный жилой сектор, развлечения... Поэтому здесь ориентироваться довольно просто.

Нигде больше (разве что в Стамбуле) я не видел такой массы предлагаемых товаров. Карачи тщательно поделен на сферы влияния, поэтому в разных торговых кварталах можно встретить лишь строго определенные товары. Эта особенность наглядно отражает кастовость, весьма свойственную местному торговому люду. Торговцы одноименных товаров всегда держатся вместе, создавая особые братства, например, ювелирные, продавцов пряностей, легкой одежды, кожи, восточных сластей.

В одном из таких кварталов я с удовольствием заблудился, мгновенно переместившись на страницы 1001 ночи. Повсюду слышатся крики зазывал, торговцы не спеша попивают чай и переговариваются с соседями или деловито торгуются с покупателями. Всюду снуют грузчики, ловко перенося тяжелые мешки на своих бритых головах. Кто-то

после удачной сделки спешит в мечеть, дабы поблагодарить Аллаха. И только до меня никому нет дела. Чему я, честно говоря, очень рад.

Ежедневно окунаясь в этот кипящий котел страстей, целенаправленно борюсь со своими европейскими понятиями. Ведь опираясь лишь на них, Карачи представляется сущим адом. Между тем ему, как и большинству восточных городов, свойствен некий особый шарм. Люди, как правило, очень доброжелательны и всегда готовы помочь. Любопытны, конечно, не в меру, но главное не агрессивны. Для меня это оказалось неожиданностью, ведь все знают о роли Пакистана в афганской войне, о постоянных стычках на границе с Индией, да и внутри страны. Впрочем, судить рано - я еще не выехал из города.

Карачи уникален своей религиозно-этнической разношерстностью. Большая часть населения – выходцы из Северной Индии и их потомки. Очень много синдхов, белуджей, панджабцев, пуштунов, персов. Помимо мечетей, разных мусульманских сект, в городе имеются церкви различных христианских направлений, молельные дома парсов (зороастрийцев), индусов, джайнов. Вот тебе и религиозная нетерпимость!

Внешне «типичный» пакистанец выглядят примерно так: невысокого роста, бородатый, имеет правильные черты лица с несколько хищноватым носом. Цвет кожи, как и детали одежды, очень варьируются в зависимости от национальной принадлежности. Обычной одеждой являются курта (длинная рубаха с вырезами по бокам) и пиджама (шаровары). Женщины, да простят они меня за вольные суждения, вовсе не отличаются красотой, довольно грубы и мало привлекательны. Некоторая, обычно юная их часть вообще прячет лица за паранджей. Одежды женщин покроем практически не отличаются от мужских, с той лишь разницей, что они несколько ярче, а головы, в отличии от мужских мусульманских шапочек, венчают однотонные платки. Каждая женщина носит на себе кучу украшений, нередко демонстрируя незаурядный вкус. Мужчины менее изобретательны, хотя щегольнуть любят. Часто, дабы привлечь внимание, они красят волосы и бороду в рыжеватый цвет. Со стороны это выглядит забавно.

Глава 2. «К детям пустыни».

В ожидании визы пришлось целую неделю просидеть в городе. Но я был бы готов сидеть и две, лишь бы не ехать через Афганистан, ведь там сейчас очень не спокойно. Да и «случайные» пули обычно не интересуются, путешественник ты или шпион.

Внешне на удивление спокойный в межконфессиональном смысле Карачи спустя неделю знакомства уже не кажется таковым: первые впечатления всегда верны лишь отчасти. Здесь никогда не угадаешь, в какое время налетит «шквал». Так на сегодняшний момент «хитом» сезона являются внутренние разборки между мусульманами шиитами и суннитами. Очень модно, например, зайти в переполненную мечеть и расстрелять молящихся из автомата или, если лень, просто бросить гранату. Каждый день в разных концах города гибнут люди. Расхождения между двумя направлениями, на мой взгляд не столь велики, чтобы унижать и, тем более, убивать друг друга. Но вспомним христиан средневековья с их мракобесием…

Справка. Шииты – направление ислама, признающее прямых потомков Мухаммада единственно законными преемниками Пророка. Шииты отрицают достоверность большей части хадисов (преданий о жизни Пророка), вошедших в канонические сборники, и строят свои воззрения на основе собственных сборников. Шииты считаются наиболее радикальными последователями ислама.

Сунниты – направление ислама, происходящее от термина «Сунна» (книга, содержащая высказывания Мухаммада и оприсание его поступков, кодекс норм общественной жизни и толкования Корана, религиозного культа и права). Для суннитов хадисы служат основой всей религиозной и общественной деятельности мусульманина. Подавляющее большинство из примерно семисот миллионов мусульман – сунниты.

Путешествуя по кривым улочкам многочисленных кварталов постепенно начал различать помимо национальных, еще и социальные слои: вот это продавцы наркотиков, это посыльные, сутенеры, торговцы недвижимостью... На удивление часто встречаются... мужчины легкого поведения. Как правило, одеты они в женскую одежду и ярко накрашены. Оказывается в странах Азии мужеложство и лесбийство имеют древние традиции и поэтому к гомосексуальным связям здесь относятся вполне лояльно, примерно так же как, скажем, в Голландии. В отличие от своих западных собратьев, местные профессиональные геи кроме прямых «обязанностей» занимаются еще и сутенерством, рэкетом и обычно входят в состав банд. В общем, эти «красотки» - личности далеко не безобидные.

В Карачи, особенно в его центральной части, вполне можно обходиться русским языком. Об этом позаботились многочисленные челночники, до недавнего времени «пачками» приезжавшие из разных концов России и Средней Азии. Челноков здесь очень ждут, привечают (существует даже местный бизнес, всецело ориентированный именно на таких «туристов») и... презирают. Не секрет, что современные купцы и купчихи ведут себя в чужой стране по-свински. О каком уважении может идти речь, если частенько некоторые бизнесвумен предпочитают расплачивается за товар «натурой»...

Перед выездом из Карачи ответственный за связь с прессой работник Генконсульства России организовал пресс-конференцию для местных издательств. Рассказывая о своих поездках и отвечая на многочисленные вопросы, я отметил повышенный интерес журналистов к такому необычному (с их точки зрения) способу передвижению, ведь в силу различных обстоятельств население Пакистана не склонно к путешествиям. Очень заинтересовал их мой

велосипед, ведь по сравнению с двухколесными монстрами производства Китая и Индии (а лучшей технике здесь и не знают), мой «Малыш» выглядит по меньшей мере стройной ланью.

Наутро сразу в нескольких газетах появились подробные описания моих планов с фотографиями и особым акцентом на то, что проезд по Пакистану я собираюсь посвятить 50-летию независимости этой страны. Публикации в утренних изданиях чуть не помешали выезду из города. Многие меня узнавали и чуть не силком волокли пить чай, засыпая по ходу вопросами на ломанном английском.

Чтобы в дороге не привлекать к себе слишком пристального внимания, я решил ехать в азиатской одежде – широкой рубахе с вырезами по бокам и широченных штанах. Это неудобно, но безопасно (недавно одному европейцу, в шортах вышедшему погулять, блюстители местного этикета прострелили ногу). Помимо этого отращиваю бороду, купил шапочку наподобие среднеазиатской тюбетейки. В общем, принял цивильный, с пакистанской точки зрения, вид.

Мой путь лежит на север, в Кветту, далее в Пешавар, Исламабад и Лахор, откуда на поезде я вернусь в Кветту и далее отправлюсь к иранской границе.

Горный Белуджистан стал первым штатом на маршруте. Он отличается крайней суровостью климата – изматывающей летней жарой и пронизывающими холодами с сильными ветрами зимой. Сразу по выезде из Карачи дорога ныряет в окружение пока еще далеких гор.

Мышцы почти сразу включились в работу, поэтому первые километры даются легко. Зеленая трава, цветущие кусты и свежесть воздуха бодрят и навевают оптимистическое настроение. Муссон, начавший свой путь над территорией Индии, приносит колоссальные

перемены в эту выжженную обитель солнца, представляющую из себя цепи гор, высотой до трех тысяч метров, протянувшиеся с севера на юг. В промежутках между звеньями примостились каменистые плато с чахлой растительностью. Эти-то равнины и заселяют немногочисленные жители – белуджи, пуштуны и брагуи.

Основным занятием населения является земледелие, однако из-за дефицита воды обрабатывается лишь ничтожный процент земель. Сейчас, пока земля еще не отдала влагу, жизнь бурлит, жиреют стада, на полях идет сбор урожая и посевная страда. Еще одним из важнейших занятий населения является кочевое и пастбищное животноводство. Оно также напрямую зависит от количества муссонных осадков. В неблагоприятные засушливые и холодные годы случаются массовые падежи скота.

Если местный рельеф позволяет, воду по специально вырытым каналам направляют в искусственные озера – тоббы. Они – самое большое богатство кочевых племен. Каждое племя днем и ночью тщательно охраняет свое озеро, потому что благополучие людей в значительной степени зависит от того, как долго удержится вода.

По мере подъема в горы запахи разнотравья остаются позади. На смену им приходит терпкое дыхание гор, круто замешанное на остро пахнущей цитварной полыни. Крупный рогатый скот сменяют овцы, козы и верблюды. Одногорбые, флегматичные великаны являют собой подлинное сокровище кочевников, в основном, афганцев и брагуев. Будучи крайне неприхотливыми, верблюды выполняют множество функций: на них ездят верхом, перевозят палатки и домашний скарб; из шерсти этих животных

вяжут теплую одежду, кроме того, верблюды дают молоко, идущее на приготовление вкусного кисломолочного продукта (подобный, под названием чал, я пил в Туркмении), он отлично освежает и утоляет жажду.

Подобно своим верблюдам, кочевники весьма неприхотливы, довольствуясь времянками типа юрт, «сотканными» из прутьев и соломы, или брезентовыми палатками. Эти микроплемена ведут крайне замкнутый образ жизни и с местными оседлыми жителями почти не поддерживают отношений. В города и поселки приходят в основном вожди племен. Там они продают шерсть, верблюжьи шкуры, овечий сыр и покупают для своего племени муку, сахар, масло, соль, чай и все необходимое для существования в пустыне.

Нагруженный только самым необходимым, подобно кочевникам я совершаю свой неторопливый поход, обмениваясь со встречными караванщиками и пастухами приветственными жестами. Это по-человечески сближает, но все же чувствуется колоссальная разница. Мой способ жизни так и останется для них непонятным. Смогу ли я понять этих детей пустыни, привыкших ежечасно бороться за право жить, по-детски непосредственных, что свойственно людям, вся жизнь которых проходит вне интриг и лицемерия, свойственных нашей технократичной цивилизации?

Глава 3. «Приключения начинаются» или «В гостях у феодалов Белуджистана».

Влажные объятия низменности остались позади, а с ними – и некоторая приглушенность красок. Яркое солнышко заливает окружающую пустынную местность. Живописные серые, красноватые, желтоватые и еще Бог знает какой расцветки горы окружают дорогу. Дорожная полоса то и дело норовит нырнуть в узкие проходы, образуемые скалами. Трудно объяснить почему, но эти безжизненные камни обладают непостижимой притягательной силой. Несмотря на то, что ежедневно я «выкладываюсь», то и дело карабкаясь вверх и спускаясь вниз по горной дороге, все же витающий здесь дух девственного спокойствия дарит огромное удовольствие от физических нагрузок.

Воздух настолько сух, что 43 градуса Цельсия переносятся сравнительно легко. И все же днем совершаю двух-трехчасовые привалы, пережидая неблагоприятные для езды часы. Обычно они проходят под мостами, нависающими над руслами многочисленных пересохших рек. Иногда в караванах-сараях, представляющих собой небольшие помещения, устланные циновками из тростника или листьев финиковой пальмы. Здесь можно отдохнуть и подкрепиться «чем Бог послал». Впрочем, он «посылает» обычно одно и то же: чай с молоком, сабзи (карри из овощей), тушеные бхинди – овощи, напоминающие по виду длинные тонкие перцы, только граненые, а по вкусу – стручковую фасоль; дал (различные виды бобовых, чаще всего это чечевица или разновидность мелкого гороха маш) и хлеб. Лепешки, а именно в

таком виде потребляется хлеб в Пакистане, пекут нескольких видов, в зависимости от местности и гастрономических предпочтений того или иного народа. Самый вкусный, на мой взгляд, афганский хлеб. Он пышный, имеет слегка хрустящую корочку и несколько вытянутую форму. Готовят его, как и большинство иных разновидностей, в таннуре – бочкообразной печи, топимой древесным углем или кизяками. При помощи специальной подушки раскатанное в тонкие лепешки тесто прилепляют изнутри печки. Когда хлеб готов и свободно отходит от раскаленной поверхности, его достают специальной кочергой.

Тесто используют исключительно безопарное, пресное, лишь слегка подсоленное, и обязательно из муки грубого помола. Являясь основой любой трапезы, такой хлеб хорошо усваивается и прекрасно сочетается с чаем. Кусочками лепешки пользуются как ложками, ведь в Азии почти все блюда едят руками (кстати, так вкуснее, попробуйте, может и вам понравится). Как и в Индии основная рука - правая, так как левой, извините за подробности, пользуются для подмывания в туалете, ведь в азиатских странах не пользуются бумагой. Вместо нее в «комнатах отрешенной задумчивости» сто ит кружка или лейка с водой.

Частенько меня угощают бесплатно. Путешественников вообще здесь уважают, ведь изд авна проезжий человек не только оставлял деньги в чайхане, но был и богатым источником новостей. Кроме того, здешним жителям хорошо известно правило – помоги ближнему и тебе когда-нибудь протянут руку помощи. Это особенно актуально в условиях сурового климата гор.

Общение проблем абсолютно не вызывает. Очень выручает багаж хинди, ведь урду – государственный язык страны - практически тот же хинди, с разницей лишь в алфавите и в произношении. Оба языка похожи примерно как русский и белорусский

К моему удивлению, среди белуджей оказалось много лиц с ярко выраженной негроидной «наличностью». Вероятно таким образом сказывается проявление древних корней доарийского периода. Изначально территория Пакистана была заселена народами, принадлежавшими к негройдно-австролойдной расе, и говорили они на дравидских языках, до сих пор доминирующих на юге Индии. Брагуи остались единственным народом, сохранившим на территории Юго-Западной Азии дравидский язык. Правда и он подвергся сильному персидско-санскритскому влиянию.

Жизнь оседлых народов Белуджистана не входит в противоречие с окружающим миром. Их дома максимально приспособлены к жизни в пустыни и выстроены обычно из камней, обмазанных глиной, смешанной с соломой и навозом. Жилища настолько

сливаются с ландшафтом, что зачастую деревню можно увидеть лишь в непосредственной близости. Для борьбы с жарой население вынуждено прибегать к разнообразным проверенным веками уловкам: стены домов обрамляют веранды, комнаты нередко достигают высоты двух этажей, при этом полноценные окна отсутствуют, их заменяют небольшие отверстия под самым потолком (зимой это в какой-то степени спасает от холода). Двери завешивают мокрыми циновками. Забирая тепло при испарении, они несколько охлаждают воздух. Мечети почти не отличаются от обычных жилых домов, выделяясь лишь отделкой ограды.

Издавна места эти не отличались спокойствием. И сегодня здесь часто слышны выстрелы. Поэтому отдельные дома (хутора по-нашему) обнесены мощной, до трех метров высотой глинобетонной стеной с башенками и бойницами. Внутри такой крепости выращивают овощи и плодовые деревья, туда же загоняют на ночь отары овец.

Как и в любой даже внешне очень спокойной речке, здесь существует множество невидимых глазу течений, как безобидных, так и довольно опасных. Местные племена весьма разнородны, состоят из обособленных кланов, родственных лишь своей религией. Повсеместно существует межродовая вражда, переходящая временами в открытые вооруженные стычки. Чаще всего проблемы возникают из-за земли, нередко из-за похищения женщин и детей.

До сих пор в Пакистане сильны феодальные отголоски. Как правило, богачу принадлежат земли и все, что на них находится. Территории охраняются очень ревностно. У современных феодалов имеются специальные вооруженные до зубов «отряды самообороны». Даже местная полиция подчиняется интересам хозяина, поскольку состоит из местных жителей. Неограниченная власть микродиктатора позволяет за неуплату долга угнать в рабство(!) виновного или его детей, а жилище сравнить с землей. Новоявленных рабов продают обычно в Саудовскую Аравию.

На одном из военизированных кордонов у меня чуть не появились серьезные проблемы. Точнее, все проблемы могли вообще исчезнуть. О чем-то задумавшись, на скорости около 30 км/ч я промчался мимо приказавшего мне остановиться человека в форме. Не обратив должного внимания на окрик, в следующий момент я услышал выстрел и свист пули над головой. То ли стрелок он был отменный, то ли промахнулся, едва не снеся мне пол черепной коробки? Но так быстро мне в жизни еще не приходилось останавливаться: нагруженный велосипед встал как вкопанный, едва не выбросив

ошарашенного хозяина на дорогу. Спустя некоторое время выяснилось, что охранник получил строгий приказ стрелять во всякого, кто не остановится. Боевик был искренне удивлен и разобижен моим вызывающим поведением, ведь местное население панически боится военных и ведет себя с ним заискивающе. Однако небольшой бакшиш быстро вернул ему доброе расположение духа и, после небольшого чаепития с моим потенциальным убийцей я благополучно продолжил путь.

Стоит ли говорить, что понюхав пороха, я стал передвигаться более осмотрительно.

Глава 4. «Боснийский мусульманин».

Позади несколько сотен километров пути по Белуджистану. За все время пути по горной местности так ни разу и не видел облаков. Изумительно яркое, почти фиолетовое небо сияет неправдоподобной чистотой. Прозрачность воздуха такова, что видны мельчайшие детали окрестных гор. Завораживающе прекрасна природа в утренние и вечерние часы, когда все вокруг приобретает удивительную пластичность и наполнено тихой, слегка застенчивой радостью бытия. В душе, как отголосок окружающего волшебства, зажигается некий таинственный свет. Он согревает изнутри, наполняет силой, возвышает. Наверное это любовь, ведь за недолгие полторы недели я успел принять и полюбить суровые, но благословенные горы страны белуджей.

Постоянно меняющаяся на глазах дорога ведет меня от селения к селению. Одни места встречают меня приветливо, в других не стоит даже притормаживать, не говоря уже о фотосъемках – могут и камнями закидать, как однажды уже пытались. Благо такие неприветливые районы встречаются крайне редко.

Несколько беспокоит изобилие оружия. Чем ближе к Афганистану и землям пуштунов, тем чаще вижу людей с автоматами. Культура Калашникова прочно вошла в обиход населения: с оружием пашут, ездят на работу, с оружием отдыхают.

Примерно в сотне километров южнее Банну мне пришлось изрядно поволноваться. В придорожный караван-сарай, где я проводил часы полуденного привала, заехали сипаи – вооруженные боевики одного из местных феодалов. Для них здесь все бесплатно, им все дозволено. В глазах хозяина испуг и настороженность. Вволю накурившись гашиша, начальник сипаев стал расспрашивать меня о цели поездки, о том, кто я и откуда приехал. Затем он предложил «поиграть». Мне дадут автомат и поставят мишень – большую консервную банку. Если смогу попасть в мишень с трех раз, то поеду дальше, в противном случае останусь у них в гостях на три дня. Все это выглядело шуткой, но мне стало не по себе, ведь неизвестно, что можно ожидать от обкурившихся опричников.

Благо стрелял когда-то я неплохо и в цель удалось попасть со второго раза. Однако вероятнее всего попадание все же произошло случайно, поскольку из-за дрожи в руках я ни мишени, ни мушки толком не видел. Моджахеды ликовали. Меня очень тепло проводили, одарили сластями, даже совали деньги в карманы. Едва заехав за поворот, совершенно обессиленный я сполз на землю и полчаса провалялся не в силах подняться на внезапно ослабшие ноги.

Это событие подхлестнуло меня кардинально пересмотреть свою легенду. Если раньше я только думал, то теперь твердо решил... коренным образом изменить свое происхождение на время путешествия по Пакистану. Во избежание возможных неприятностей я стал боснийским сербом, мусульманином, у которого мать христианка, а отец - приверженец ислама. Теперь главное на «своих» не нарваться, что маловероятно.

К счастью, еще дома к багажу я присоединил Коран на русском языке (перевод Н.Ю.Крачковского), который во избежание эксцессов еще предстоит серьезно проштудировать.

Будучи «мусульманином» уже в первом же придорожном селении ощутил очевидное преимущество данной тактики. Цены вдруг резко опустились. Чаще стали кормить «за так». Правда, перед покупкой необходимо всякий раз объяснить свое «происхождение», поскольку моя слишком белая кожа и светлые волосы не вызывают у людей особого доверия. Впрочем, маскарад не помогает избежать восклицаний «ангреза!» (то есть «англичанин!»). Дело в том, что в Пакистане любой белый человек ассоциируется с выходцем из Британии, тут уж сказывается колониальное прошлое страны. И все же ехать стало спокойнее, а «сарафанное радио» живо передало по окрестным селам о путешествии «боснийца».

За удовольствие необходимо платить. Однажды в одном из селений меня настойчиво пригласили к совершению намаза, чем застали абсолютно врасплох. До сих пор мне благополучно удавалось избегать этого обряда. Намаз – это традиционная мусульманская молитва, совершаемая правоверными пять раз в день. В принципе путешествующий может и не совершать положенных по канону молитв, но в данном случае мой отказ был бы воспринят как явный вызов гостеприимству селян.

Боясь сделать что-либо не так я очень волновался. Сознательно оттягивая время, нарочито не спеша достал Коран и сделал вид, что внимательно изучаю одну из сур, готовя себя тем самым к предстоящей молитве. Это был верный ход, ибо грамотный человек, к тому же умеющий читать Коран – большая редкость в деревне. На меня смотрели с явным почтением. Насчет текста я не беспокоился, поскольку отличить сербскую кириллицу от русской эти люди явно не смогли бы. Для них что славянские, что латинские буквы – не более чем замысловатые завитушки. Впрочем, как и для нас арабская вязь. Искоса я все время поглядывал на ряды молящихся, и при этом мучительно старался запомнить последовательность телодвижений.

Подозревая, что первая проба со стороны выглядела неуклюже, я весь покрылся испариной. Ну, думаю, сейчас расколют и тогда… К счастью, мои невольные промахи объяснялись просто: мол, у этих боснийцев все не как у людей – даже помолиться толком не умеют! Со временем, конечно, появились необходимые навыки и я уже без проблем останавливался в часы намаза среди людей, зная, что все будет в порядке. А молитвы можно почитать и христианские, все равно не поймут, да и не важно это, ведь Бог вне форм поклонения. Справка. Само слово «мусульманин» (муслим) означает «покоряющийся». То есть это тот, кто покоряется воле Господа. Чисто номинально мусульманами являются все «люди Писания», то есть иудеи и христиане. Повторяю, номинально.

Молитва мусульманина (рака*ат) весьма характерна и состоит из строго установленной серии движений и сопутствующих им слов.

Во время рака*ата совершается восемь отдельных актов поклонения. Следом за ниййа, или осознанным намерением совершить молитву, идет такбир – полная отрешенность от мира страстей и тревог. В положении стоя мусульмане поднимают руки до уровня плеч и удостоверяют величие Божие словами «Аллаху Акбар» - «Бог велик», при этом открытые ладони обращены в ту же сторону, что и лицо молящегося, большие пальцы рук поднесены к мочкам ушей.

Затем они прижимают руки к груди, причем правая рука находится поверх левой, и произносят слова : «Слава и хвала Тебе, о Господи; благословенно Имя Твое и несравненно величие Твое. Нет Бога кроме Тебя. К тебе иду в поисках убежища от сатаны, отверженного».

После этого читают первую суру Корана, которая называется аль – Фатиха (Открывающая).

По-арабски она звучит так: «Бисми Ллахи р-рахмани р-рахим. Аль-хамду ли Ллахи рабби ль-аллямина, р-рахмани р-рахим, малики йауми д-дин. Иййакя на*буду ва иййакя наста*ину. Ихдина ас-сырат аль-мустакым, сырат аллязийна ан*амта* алейхим, гейр аль-магдуби* алейхим ва ля ад-даллин (Амин)».

Что в переводе означает: « Во имя Бога Милостивого, Милосердного. Слава Богу, Владыке всех миров, Милостивому, Милосердному, Властителю Судного дня. Тебе одному поклоняемся и к Тебе одному взываем о помощи. Наставь нас на путь праведный, путь тех, кого Ты одарил Своими благами (о мусульманах. Прим. авт.), тех, кто не навлек на себя Твоей немилости (об иудеях. Прим. авт.), и тех, кто не впал в заблуждение(о христианах. Прим. авт.). (Аминь)».

Потом читают одну из коротких сур или отрывок из Корана.

Затем следует руку, поклон. Мужчины кладут руки на колени и, не сгибая спины, совершают поясной поклон; женщины кланяются не столь глубоко. Этот поклон свидетельствует о любви и уважении мусульман к Богу. Совершая поклон, верующие троекратно произносят формулу восхваления: «Слава моему Господу и хвала Ему».

Следующее положение называется кийам. Мусульмане встают и удостоверяют свое осознание присутствия Бога словами: «Да услышит Аллах того, кто восхвалил Его. О, Господи, хвала Тебе, Величайшему».

Затем следует смиреннейшая из всех молитвенных поз – суджуд. Мусульмане совершают земной поклон, касаясь лбом земли, при этом руки направлены к кибле (к Медине), а локти не касаются земли. Совершая земной поклон, троекратно произносят формулу восхваления: «Слава моему Господу, величайшему. Бог велик».

Затем мусульмане принимают сидячее положение, известное как джулус, кладут ладони на колени и некоторое мгновение пребывают в безмолвной молитве перед повторением суджуда.

В отличие от христиан рядовые мусульмане мало заботятся о состоянии могил. Часто наличие кладбища можно определить лишь по каменным плиткам, чуть выступающим из земли, да по скромным холмикам над могилой. Обычай возводить шикарные мавзолеи канули в Лету – непрактично и дорого. Между тем, проезжая мимо селений, нередко вижу украшенные зелеными ленточками и блестками аккуратные ухоженные могилы. Подобная забота как правило указывает на то, что здесь покоится местный святой.

Скорее всего, почивший был признанным авторитетом или даже основоположником одного из многочисленных суфийских орденов, адепты которых свято верят, что никто не может достичь спасения и полного соединения с Аллахом без помощи духовного вождя – муршида. Будучи учителем и наставником на путь праведный он обладает достаточной духовной силой, чтобы помогать своему ученику – муриду. Муршидам, или пирам (то есть старцам), часто приписывают сверхъестественные способности свойственные христианским святым. Когда муршид умирает, его почитают как настоящего святого, а его могила становится святыней и местом паломничества.

Тихонько войдя в исламскую среду, не могу не отметить, что среди мусульман много набожных людей. Их отрешенность во время молитвы и видимая искренность внушают уважение. Рядом с ними невозможно фальшивить, да и не к чему, ведь если уж играть, то только по-настоящему, полностью войдя в роль.

Вместе с тем бросается в глаза нетерпимость общей массы мусульман к иным религиозным течениям. Много фанатиков. Справедливости ради замечу, что христианские или любые другие религиозные фанатики ничем не лучше. Их, «поборников веры», ни в коем случае нельзя ставить на одну ступень с истинно верующими, которых мало в любой стране, даже в такой набожной, как Пакистан.

Читая Коран, я нахожу много противоречий в жизни «правоверных» по отношению к Писанию. Помимо прочего немного непонятно отношение к одурманивающим средствам. С одной стороны, Коран запретил алкоголь и действительно его нигде не купишь. Однако многие не прочь при случае принять «капель датского короля» (и такие возможности находятся). С другой, в книге толком не сказано о наркотиках и они успешно заменяют зеленого змия. Лучше ли это? Судите сами: 10 г гашиша стоят 50 пакистанских рупий или чуть больше доллара (1$ = 41Rs), столько же

стоит опиум для народа, 1 г героина равен 35 – 45 Rs. То есть наркотики доступнее и дешевле бутылки пива (50 Rs).

Самым распространенным зельем является “нас”. Он представляет из себя смесь из многих ингредиентов: жевательного табака, извести, специй, иногда конопли и ряда других компонентов. Порошок засыпают под язык и через некоторое время сплевывают, получив через слизистую оболочку рта порцию кайфа. “Нас” столь прочно занял свои позиции, что Азию без него представить трудно. Он напоминает культуру жевания бетеля в Юго-Восточной Азии, только там используются свежие листья одноименного растения из семейства перцев. Суть, однако, от этого не меняется.

Довольно интересен способ употребления гашиша. Из сигарет аккуратно достают табак и смешивают его с крупицами гашиша, после чего заново наполняют гильзу и курят. Внешне опьянение напоминает алкогольное, что творится внутри не знаю, поскольку всем видам «ухода в нирвану» предпочитаю опьянение от свежего воздуха и запаха цветущей зелени. Надеюсь вам этот способ тоже по душе.

Глава 5. «Дорога на север».

Позади остались город Кветта – столица Белуджистана и 700 километров дороги. Настроение по-прежнему боевое, и даже колдобины и подчас сильный встречный ветер решительно не способны его испортить.

В районе Кветты нескончаемой вереницей потянулись сады. Большую часть занимают яблоневые деревья с твердыми, но очень сладкими плодами. Много абрикосов, миндаля, кое-где появляются виноградники с отличным кишмишем (очень сахаристый сорт с мелкими плодами без косточек). Зачастую вместо горячего обеда я довольствуюсь виноградом с лепешками. Повсеместно встречаются персиковые насаждения с крупными, словно сошедшими с рекламной фотографии плодами. Арбузы, дыни, груши, бананы... даже не верится, что пустыня может вскормить все это фруктовое разнообразие. Кроме того в оазисах повсеместно возделывают финиковую пальму, пшеницу, сою и весь спектр овощных культур. Глядя на радующую глаз зелень, в которой раз понимаешь, что вода запросто может быть дороже золота, а уровень благосостояния определятся количеством воды на душу населения. Восточное изречение – «Там, где кончается вода, там кончается и земля» – полностью подходит применительно к Пакистану, ведь его территория сформирована рекой Инд и урожаи полей всецело зависят от количества воды и плодородного аллювия, приносимого рекой в низины во время ежегодных разливов.

В полупустынях воду достают глубоко из-под земли путем бурения скважин. Многие

участки засолены, поэтому далеко не везде вода пригодна к применению. Но уж если удается найти жилу, то, поверьте, лучшего вкуса воду можно найти только у тающих ледников.

После Кветты – важного перевалочного пункта продукции, идущей на экспорт из Афганистана в порт Карачи, дорога повернула на восток, в долину реки Зхоб, текущей в тылу Сулеймановых гор через обширное нагорье Пишин.

На склонах широких речных долин к поверхности выходят многочисленные родники. Вкупе с артезианскими источниками они питают гранатовые, сливовые, айвовые и грушевые сады.

Сказывается высота. По ночам стало холодно: если днем столбик термометра повышается до +43 С, то ночью не превышает отметки + 7-10 С.

По мере движения пользуюсь графиком, прекрасно зарекомендовавшим себя в Индии: подъем в 5.30, выезд в 6.00; полуденный отдых с 11.00 до 15.00 и, наконец, остановка на ночлег в 18.30-19.00. По мере убывания светового дня график сдвигается. По возможности стараюсь большую часть, примерно 65-70 % дневного пути, «сделать» в первую половину дня. Пока это получается, ведь мой багаж не превышает 20 кг, да и Малыш, мой велосипед, держится на редкость уверенно, словно уже не раз бывал в Пакистане.

Благодаря сухости воздуха нет необходимости в частом мытье, чего не скажешь, например, о тропиках. В условиях климата высокогорной пустыни это и не нужно, и вредно, потому, что приводит к нарушению естественной жировой защиты поверхности кожи. Без нее она трескается и постоянно шелушится. Необходимо лишь периодически во избежание раздражения смывать выступающую соль. Одежду стираю раз в три дня и обычно сушу на себе, наслаждаясь, освежающей прохладой.

После местечка Зхоб меня ожидали серьезные испытания. На одном из небольших водоразделов колея дороги вдруг превратилась в наезженную тропу, протянувшуюся прямо по руслам рек и рискованно траверсирующую крутые горные склоны. В течение следующих двух дней продвигался практически пешком, определяя направление зачастую лишь по заботливо расставленным турам (это такие пирамидки из камней, традиционно служащие в горах указателями дороги).

Когда же вновь появился асфальт, дорога нырнула в темное, узкое ущелье с нависающими над ней скалами. Обилие осыпей и здоровенные валуны, упавшие на дорогу, свидетельствовали о явной опасности передвижения по трассе. Не случайно на каждом повороте десятикилометрового отрезка стоят плиты с надписями на трех языках – урду, пашто и английском: «Все в руках Аллаха», «Да поможет вам господь», «Хвала Аллаху, ибо он спасает» и т.д. Вероятно, прокладчики хотели подчеркнуть тем самым, что в случае вполне возможного обвала снимают с себя ответственность, ибо и так уже сделали свыше сил человеческих.

Стоит ли говорить, что ночлеги мои проходят исключительно на свежем воздухе, в непосредственном контакте с окружающей средой. Однажды ночью в страхе проснулся от хруста и громкого чавканья. Осторожно повернувшись, увидел рядом с собой здоровенного дикобраза с семейством. Компания с аппетитом уплетала остатки съеденных мною накануне яблок и винограда. Эти ночные звери имеют плохое зрение, но великолепно ориентируются по запаху. Ветер дул с их стороны, и колючие «поросята» пройдя буквально в метре не заметили меня под противомоскитной сеткой. Их веселая возня и чавканье были столь уморительными, что, не выдержав, я громко прыснул от смеха, чем вероятно едва не вызвал разрыв сердца у главы семейства. Подобные встречи с животными в дороге - явление частое. Обычно попадаются ящерицы, гораздо реже змеи. Иногда вижу диких коз. В оазисах встречаются шумные попугаи.

Повсеместно на пути попадаются временные поселения афганских беженцев. Это пуштуны, которых война заставила бросить дома и родные края в поисках счастья на относительно мирной земле Пакистана. Среди других жителей их выделяет печать грусти и безысходности. Общение с беженцами затруднено, поскольку большинство из них будучи весьма недоверчивыми и настороженными, предпочитают жить замкнутыми общинами и даже с местными жителями избегают активного общения.

Чем дальше на север, тем чаще вижу довольно светлых людей с типично, извините за определение, арийской внешностью. У некоторых замечательно серые или чуть зеленоватые глаза на слегка вытянутом, овальном лице. Черты заостренны, нос, как правило, орлиный, но это не бросается в глаза из-за наличия у большинства мужчин роскошных, иногда всклоченных бород, что делает их носителей похожими на Бармалея. Зловеще-благородный вид усугубляют глаза, щедро подведенные сурьмой. Это придает им особо выразительный вид. Женщины скрывают лица за накидками или платками. Обычай носить парду (букв. «занавеска», «вуаль») упорно сохраняется даже в семьях образованных мусульман (впрочем, что касается образования, то даже в знатных семьях хорошо образованная мусульманка – скорее исключение, поскольку грамотные жены здесь совсем не ценятся).

Согласно религиозной традиции, мусульманка не имеет права показываться перед чужими людьми и если выходит за порог дома, то должна быть с головы до ног закутана. Девушек «призывного» возраста вообще почти не реально увидеть вне дома. Если и увидишь, то только в сопровождении бабушек, отца или брата. Местные женщины (имеется в виду приграничная с Афганистаном область) обычно имеют татуировки в виде трех точек на лбу, щеках, иногда татуированы и руки. Запястья украшены разноцветными пластмассовыми и серебряными браслетами, в ушах и носовых перегородках небольшие золотые, серебряные, медные или никелевые украшения. Головы всегда покрыты и скрывают длинные, слегка вьющиеся волосы пепельного оттенка. В отдаленных селениях женщины собственноручно шьют и украшают одежду. Особенно привлекательны мужские шапочки, имеющие характерный вырез в лицевой части. На них нашиваются многочисленные блестки и замысловатые орнаменты из разноцветных ниток...

Глава 6. «Среди пуштунских племен».

Дорога окончательно вступила в пределы земель пуштунских племен, а это значит, что теперь можно ожидать любых неожиданностей. Впрочем, в Азии нигде нельзя расслабляться, особенно белому человеку.

В районе Кохатского перевала, что находится рядом с афгано-пакистанской границей, можно увидеть авторучку, из которой стреляют боевыми патронами калибра 5,6. Конечно, точность попадания такого мини-пистолета невелика, зато ее можно носить пристегнутой к карману жакета или пиджака, так, чтобы она в случае необходимости всегда была под рукой. Место, где такие небезопасные игрушки

производят, находится высоко в горах, точнее, на пустынных склонах Белых гор Западного Пакистана. Здесь живут племена пуштунов, известных своей гордостью, отвагой и живым умом. Пасут ли они скот или возделывают поля, всегда при них на ремне винтовка или автомат.

Те же, кто уходит в низинные области за лучшим заработком всегда ищут там такую работу, при которой они могли бы проявить свое мужество и сообразительность. Эти гордые люди напоминают сообщество сикхов в Индии – признанно лучших солдат и шоферов.

Пуштунов можно встретить по всей земле Пакистана. Чаще всего это охранники банков и правительственных учреждений. Будто вытесанные из камня, стоят они с винтовками в руках перед входом в здания, всегда готовые защищать вверенные им ценности. Состоятельные пакистанцы нанимают пуштунов в свою личную охрану, ночными сторожами, шоферами и доверенными слугами. В больших городах повсеместно можно увидеть традиционные пуштунские шапочки на головах водителей такси,

а в деревнях люди с высокими пуштунскими тюрбанами управляют тракторами и тяжелой техникой.

Ко мне «вояки» относятся уважительно, особенно когда узнают, что я не англичанин, а «боснийский мусульманин». Иногда даже по-братски обнимают и жмут руку, усиливая пожатие левой ладонью. Такой тип приветствия широко распространен в Азии и является признаком особого расположения и подчеркнуто уважительного отношения.

Характерная черта: в каждом из многочисленных придорожных караван-сараях обязательно имеются настоящие классические, литров на сорок-пятьдесят самовары, заимствованные местными жителями еще при царе Горохе у проезжих русских купцов (через территорию Афганистана проходила одна из оживленнейших веток Шелкового пути). Как следствие заимствования, очень многие любят пить чай из блюдца. Издалека бородатые посетители

чайных выглядят точь-в-точь словно российские купцы начала века. Только баранок не хватает.

По мере приближения к Пешавару все явственнее заявляют о себе муссонные дожди. Осенью они теряют свою силу, но по ночам еще часты ливни, сопровождаемые нескончаемым фейерверком молний и сильными ветрами. Однажды, забравшись на ночлег в заброшенный дом стоящий в низине, я проснулся от чувства сырости и не уютности. Оказывается, за несколько ночных часов стекающие в низину воды от сильного ливня напрочь затопили мое хлипкое убежище. В результате я оказался посередине здоровенной лужи.

Из дома выбирался уже по колено в воде, а ведь вечером ничто не предвещало такой «мокрой развязки». Это событие еще раз напомнило о необходимости быть крайне внимательным, в том числе и к выбору места ночлега.

«Аллах Акбар (Аллах велик)! Тому свидетель я – нет Бога, кроме Аллаха! Тому свидетель я, что Мухаммед – Посланник Божий! Стекайтесь на молитву! Стекайтесь на молитву! Собирайтесь во спасение! Аллах Акбар! Нет Бога, кроме Аллаха!» - каждое утро далекие призывные крики муэззинов будят меня, заставляя собираться в дорогу. Четко зная, где место каждой из вещей и сколько она весит, мне требуется не более 10 минут от момента подъема до старта. Это единственное, что я хорошо знаю, поскольку невозможно угадать приключения на пути, события предстоящих часов и место очередного ночлега. Да я и не стремлюсь угадывать, ведь неизвестность помогает полноценно жить каждой минутой.

В окрестностях Пешавара пуштуны племен африди и шинвари захватили в свои руки контроль над всем грузовым и автобусным транспортом следующим в Афганистан. Если раньше они отбирали деньги у проезжающих через Кайберский проход насильно, то теперь им делать это легче: они просто продают билеты.

Город Пешавар является административным центром Северо-Западной Пограничной провинции. Это один из древнейших городов Пакистана. Изначально он был призван контролировать подходы к Кайберскому проходу. Четырехугольный форт, возведенный из обожженного кирпича, и поныне символизирует военные функции Пешавара.

Столица провинции издревле служила важным складским и рыночным центром в торговле государств Индостана со странами Средней и Центральной Азии. В старых кварталах с узкими, витиеватыми улочками просто глаза разбегаются от обилия и разнообразия всевозможных товаров. Особый запах экзотики, присущий только торговой Азии, витает в лабиринтах лавок и лавчонок, полноправными хозяевами которых уже многие столетия из поколения в поколение являются многочисленные бородатые купцы, терпеливо, словно пауки поджидающие своих жертв – покупателей. Иногда им приходится сидеть без дела по несколько дней кряду. Но, вероятно, игра стоит свеч.

Шум транспорта, сигналы, крики торговцев, запах гари и снеди – все смешалось в бурлящий страстями клубок. Суета не по мне, и поэтому я спешу покинуть этот оживленный торговый перекресток, доброжелательный, но чрезвычайно утомительный. На память о Пешаваре купил себе легкий шерстяной плед, ведь сравнительно скоро мне предстоит очутиться среди горячих днем и чувствительно холодных ночью гор Иранского нагорья.

А пока мой путь лежит в Исламабад, столицу Пакистана.

Глава 7. «Дорогой «милашек» или «Кое-что о правилах дорожного движения».

Трасса Пешавар – Исламабад живо напомнила мне сумасшедшие гонки на индийских автострадах. Местные водители абсолютно не уважают друг друга и совершенно определенно не имеют представления об элементарной дорожной этике. Лихачество и постоянные грубейшие нарушения правил движения часто приводят к человеческим

жертвам. Лишь за несколько дней я стал свидетелем (и чуть не стал участником) двух серьезных аварий.

Шум, суета, смог постоянно действуют на нервы, заставляя быстрее крутить педали. Каждый вечер обнаруживаю на себе толстый слой жирной копоти. Основу транспорта Пакистана составляют изрядно меня «доставшие» дизельные автомобили. Учитывая неимоверно большое количество производимого ими смога - это сущие душегубки.

Излишне говорить, что никакого дорожно-экологического контроля в стране не существует. Сотни тысяч таких монстров ежедневно передвигаются по дорогам Юго-Восточной Азии. Внешне они выглядят невинными «милашками», ибо каждый водитель стремится придать машине неповторимый вид, навешивая на свое богатство кучу погремушек и сплошь покрывая кормилицу яркими рисунками, надписями типа «не забуду мать родную» и орнаментом.

В этой связи особенно выделяются автобусы. На них из-за обилия колокольчиков, блестючек и разнообразных безделушек (составляющих вероятно не меньше трети массы самого автобуса) живого места не найдешь. Приближение общественного транспорта слышно издалека и заставляет крепче схватиться за руль, а так же мысленно приготовиться к высшему велопилотажу, ведь носятся эти «новогодние елки» как ошпаренные. Никогда не знаешь, что можно ожидать от водителя.

Обратил внимание, как быстро взрослеют здесь дети. Еще не умея читать и писать (многие этому так никогда и не научатся), они уже мастерски управляются со стадом вверенных им овец или верблюдов. Нередко пастухам лишь пять-шесть лет от роду, но вести себя они стараются как настоящие мужчины и явно гордятся возложенной на их хрупкие плечики недюжинной ответственностью.

Подойдет не спеша такой мужичек-с-ноготок, пожмет важно руку, спросит, как мол дела? Трудно сдержать улыбку, однако развиты детишки не по годам, поэтому стараюсь разговаривать с ними, как с равными по возрасту. Местные девченки буквально с пеленок обучаются хитростям ведения домашнего хозяйства, нянчат младших, ходят за водой. Совсем скоро (замуж могут выдать и в 14 лет) в их ведении будет огромное число обязанностей, а ведь хорошая жена должна уметь все. Женщины летают, как пчелки. Их неизменный удел – домашняя работа, нудная и тяжелая.

Мужчины целыми днями в поле, на заработках в городе или же на охоте. Их удел – приносить в дом продукты и деньги. В этом смысле они выгодно отличаются от большинства европейских мужей (правда, подозреваю, не многие европейские женщины захотели бы променять своего «непутевого» на паранджу).

По мере приближения к Инду появилось множество великолепных садов, земли приобретают все более окультуренный и мене пустынный вид. Не менее пяти тысяч лет население долины Инда живет меж двух огней: летом не редко случаются катастрофические наводнения, а зимой через территорию Белуджистана сюда вторгаются пыльные бури, достигающие подчас огромной разрушительной силы. Справка.

Долина Инда была заселена человеком уже в конце первого межледникового периода. Древнейшие обитатели принадлежали к негроидной расе.

В III тысячелетии до н.э. в долине сложилось классовое общество и возникло первое государство, относящееся к одной из древнейших цивилизаций мира – протоиндской

или хараппской. Во времена ее падения на территории Пакистана появились ведические арии, контакты которых с местным населением привели в начале III тысячелетия до н.э. к формированию индоарийских народностей. Позже, земли долины входили в состав древнеперсидской империи Ахменидов, империи Александра Македонского (323 г. до н.э.), Кушанской империи (I-III в. н.э.), империи Великих Моголов (1526 – 1748 гг.) и, наконец, в состав Англии. Столица государства очень молода, ей всего лишь около трех десятков лет. Она продолжает активно строиться, поражая приезжих современностью форм и обилием зелени, из-за которой Исламабад называют городом-лесом. Даже в центре здесь нередко появляются кабаны и олени.

Исламабад (буквально - город ислама) называют еще и самым нетипичным городом Пакистана. Это неудивительно, если учесть, что в проектировании города принимали участие лучшие архитекторы Европы. Удивительно другое, а именно само существование в океане Востока такого чуждого ему образования, как Исламабад.

Вместе с тем это до крайности прагматичный город, в котором улицы вместо названий имеют цифровые обозначения – тут уж чувствуется тяжелая рука Англии, бывшей некогда полноправной хозяйкой страны. На сегодня в городе постоянно проживает не более 250 – 300 тысяч человек, благодаря чему Исламабад справедливо считают одной из самых малонаселенных столиц мира. О спокойствии горожан пекутся усиленные наряды полиции. Поэтому город безопасен до безобразия.

Совершая кратковременную остановку на отдых я поселился в городском кемпинге, где почти сразу нашел себе небольшое приключение.

Однажды, на выходе из кемпинга, один, не очень добросовестный мусульманин подойдя ко мне стал слезно попросить помочь ему преобрести спиртное, «дабы утолить жажду, мучавшую его с давних пор». На это по местным законам требуется особое разрешение, предоставляемое исключительно «неправоверным».

Сжалившись над несчастным вероотступником я обрек себя на двухчасовое хождение по инстанциям местных бюрократов, во время которого проклял все спиртное, находящееся в стране, и законы, регулирующие его продажу. В конце концов мне в паспорт (точнее – в удостоверение личности негражданина Латвии) поставили долгожданную разрешительную печать и выдали бумагу, по которой в течение месяца я мог приобрести не более шести литров шайтанского зелья. При виде документа, открывающего путь в спиртуозную нирвану глаза моего жаждущего пакистанца наполнились умилением.

С наступлением вечера, прихватив с собой мешок, мы пошли «на дело». А дело в том, что если моего напарника «застукают» с бутылками, то он непременно загремит в каталажку. Мне же грозила относительно суровая статья «за развращение и спаивание правоверных». Поэтому в ходе операции пакистанец держался на почтительном отдалении.

Весь алкоголь в городе приобретают только в одном месте – с черного хода пятизвездочного отеля. Магазинчик укреплен так, будто внутри ждут по меньшей мере танковой атаки.

- «Если будут большие бутылки, то возьми, пожалуйста, шесть штук. Если маленькие – то двенадцать. О’кей!?»

- «О кей!», сказал я, и не спеша поплелся ко входу. Поскольку пакистанец не уточнил, бутылок чего именно, то я был абсолютно убежден, что речь идет о пиве, ведь именно о достоинствах и преимуществах пакистанского пива всю дорогу горячо рассуждал мой «заказчик». Предварительно мы договорились, что «за беспокойство» мне причитается две бутылки. На том и ударили по рукам.

Когда же радостный от удачно выполненной миссии я принес двенадцать бутылок пива (одна малюсенькая бутылка пива стоит больше доллара), пакистанец просто позеленел. Бедного аж скрутило. Почти лишившись дара речи, он лишь пробормотал, что просил купить виски.

С огромным трудом мне удалось обменять часть пива на виски, после чего «заказчик» быстренько спрятал «товар» в густых кустах парка, а я с двумя бутылками поистине драгоценного пива побрел в кемпинг, где под оглушительный хохот разноязыкого населения и рассказал эту почти криминальную историю. Как тут не вспомнить слова известного востоковеда товарища Сухова: «восток-дело тонкое!»

Спустя некоторое время мы с Малышом добрались до Лахора. Этот город расположен рядом с индо – пакистанской границей и считается культурной столицей страны. Некогда Лахор был резиденцией Великих Моголов (XVI век) и располагает великолепным ансамблем старинных сооружений, дворцов и парков. В местном историко-археологическом музее собрана лучшая в мире коллекция древнебуддийской скульптуры.

Из Лахора поезд доставит меня в Кветту, где я уже побывал ранее, откуда далее мой путь проляжет в Иран, страну персов.

Глава. 8. «Соляное сердце Персии».

Тук-тук-тук! – словно молотом по наковальне бьет перегретая кровь о стенки артерий. Мысли, чувства и тело кажется существуют, но… совершенно независимо друг от друга. Глядя вниз на свои механически слаженно работающие ноги, удивляюсь, что они принадлежат мне. А может, я никуда не еду и происходящее лишь грезы? Может, я уже отделился от своего тела и смотрю на себя со стороны? Вряд ли. Разве могут у отделившейся в таком неподходящем месте души пересохнуть горло или кровоточить обветренные губы?

Уже целую неделю велосипед несет меня по краю самой безжизненной в мире пустыне Деште-Кевир. На этой выжженной, пустынной земле, вольготно чувствуют себя лишь верблюжьи колючки, селитрянки да безжизненные камни. Иран – наследник великой и своенравной Персии – не спешит приголубить усталого чужеземца, ежечасно подвергая его проверке на прочность и благоразумность. Последнее играет важнейшую роль в общении с окружающей дорогу пустыней. Необходимо знать наиболее благоприятные для передвижения часы дня, время перемены направления ветров, уметь рассчитывать необходимое количество воды до ближайшей деревни и многое другое. Кажется, на незнание этих мелочей пожаловаться не могу, но монотонность передвижения порядком надоела, и нередко я нарушаю некоторые законы поведения в пустыне, получая взамен стремления быстрее проехать сложный участок полновесные удары со стороны законодателя – соляной пустыни.

Она и впрямь достойна своего имени. Нередко здесь встречаются обширные участки, покрытые сплошным слоем соли мощностью в 4 сантиметра. Белая смерть настолько чиста, что ее вполне можно использовать в качестве поваренной соли (однако чаще выходы соли бывают загрязнены примесями гипса и селитры, делающими ее почти непригодной с кулинарной точки зрения). Под слоем соли даже в самые жаркие годы залегает влажный слой глины. Плотная корка не дает испариться воде. Скорлупа верхнего слоя столь хрупка, что местами не выдерживает даже веса собаки. Сотни тысяч животных с незапамятных времен нашли свою мучительную смерть под коварным соляным панцирем. Сотни караванов со всеми богатствами и припасами сгинули в тщательно замаскированных природой глиняных болотах. На многие тысячи квадратных километров растянулась соляная пустыня. И даже сегодня лишь несколько автомобильных тропинок (дорогами их не назовешь) пересекают это гиблое, но прекрасное в своем нерукотворном совершенстве место.

Ступая по хрупким кристаллам белоснежного минерала, трудно отделаться от ощущения, что находишься не на матушке Земле, а где-нибудь на далекой планете. Солнце, благодаря многократно усиленному солью действию лучей (корка отражает 95-99% солнечной энергии), кажется незнакомым, чужим светилом. Даже тишина здесь особенная – фантастически тихая, что ли?

Изредка появляющиеся с краю дороги кишлаки все еще напоминают формами глинобитные строения пакистанцев. Дом на Востоке не роскошь, а лишь скромное временное пристанище, поэтому здесь не встретишь бесполезных излишеств: высоченный потолок, несколько микроскопических окошек и небольшая дверь, вот и весь дом. Стали попадаться и строения типично персидские, со множеством небольших сферических куполов необходимых, вероятно, для лучшей вентиляции помещения.

Будто вольный ветер кочуя от деревни к деревне, не перестаю восхищаться способности человека подстраивать свой быт и желания под диктуемые природой условия обитания. Даже в засоленных местах немногочисленное население ухитряется выращивать хлопок, бобовые, картофель и кукурузу. Что заставляет их не покидать насиженные места? Оказывается – элементарная привычка. Да и бедность никак не позволяет взмахнуть крыльями перемен. Как и везде в Иране, привилегия копаться в земле отнюдь не является прерогативой богатых.

В общении с людьми придерживаюсь старой тактики – мол, выходец из Боснии, мусульманин. Как правило, такая легенда всегда попадает в десятку, обеспечивая снижение цен, доброжелательность и натуральность поведения со стороны обывателей. Знание основных законов и некоторых мусульманских обрядов, включая намаз позволяет держаться вполне непринужденно.

Интересно, что местные жители в отличие от пакистанцев, при всей своей религиозности отнюдь не стремятся совершать молитвы открыто – то есть там, где их застанет время намаза. Да и мечети обычно не ломятся от посетителей. Вот тебе и религиозный фанатизм! Уж не знаю как на самом деле, но внешне потомки ариев не очень-то

соответствуют нашим представлениям о стране, известной прежде всего своими истеричными призывами к джихаду и поддержкой проиранских крайне экстремистских группировок типа Хезболла.

Внешне типичный иранец имеет абсолютно те же «физиономические» пропорции, что и «средний» европеец. Разница лишь в оттенке кожи. Однако встречается много и светлокожих людей с голубыми и серыми глазами. Примечательно, что таковых более всего среди женщин. Это служит наглядным доказательством гипотезы, согласно которой наша любимая половина человечества является главным хранителем генофонда, ведь арии были светлокожими и светлоглазыми.

Отметил много поведенческих соответствий. По своему темпераменту иранец – это спокойный, уравновешенный человек, не склонный беспардонно лезть в чужие

дела и абсолютно не стремящийся показать окружающим, даже невзначай, свое внутреннее состояние. Восточная навязчивость характерна скорее для недавно появившихся здесь выходцев из сопредельных неблагополучных стран мусульманского мира.

Этнический состав Ирана весьма пестр. Собственно персов – коренной национальности государства – примерно лишь пятьдесят процентов от более чем шестидесятимиллионного населения. Родственные им курды, белуджи, луры составляют значительную прослойку, не говоря уж об азербайджанцах, туркменах, арабах и армянах.

По сравнению с другими населяющими страну народностями иранская Конституция закрепила за персами ряд существенных преимуществ. Закон не учитывает существования в государстве многочисленных национальных меньшинств, которые, как и персы, исповедуют ислам, но отличаются по языку, быту, некоторыми национальными особенностями. Права национальных меньшинств были признаны только за народами и группами, не исповедующими ислам - армянами, зороастрийцами и евреями. Остальные объявлены иранцами. Во всех школах преподавание ведется только на персидском (фарси) языке.

Глава 9. «Иранский Бам».

Словно маленький остров посреди коричневатого океана пустыни лежит открытый солнцу и всем ветрам оазис Бам. Привыкшему к однообразию ландшафта глазу кажется почти невероятным существование города на внешне безжизненном, каменистом панцире Восточного Ирана. Сколько же сил потребовалось для создания этого утопающего в финиковых пальмах оазиса? Вероятно, немногим меньше, чем на создание сибирского БАМа, ведь упорную борьбу за существование человек ведет здесь с незапамятных времен. Впрочем, несмотря на сходство в названии два детища человеческих рук весьма разнятся по сути своей. Бам – это воскрешенная земля, пустыня, зацветшая посредством пота и крови многих поколений крестьян. БАМ – скорее один из примеров циничного надругательства над природой и судьбами тысяч людей, оставшихся заложниками «стройки века».

Пахнув освежающим дыханием зелени, пятачок жизни легко поглотил меня. Умиротворенность, царящая вне пределов города-сада явно передались и его жителям. Давно заметил, что условия жизни, климатические особенности во многом диктуют стиль поведения населения. В мусульманской Азии люди обычно никогда никуда не спешат, не делают малообдуманных шагов. Само время течет здесь, повинуясь совершенно не подходящим для Европы законам. Такое понятие, как суетность в Азии наследников Пророка напрочь отсутствует. При этом на все хватает времени, будто оно стало здесь резиновым.

В самом сердце своем зеленый городок бережно хранит великолепную жемчужину – древнее городище с цитаделью основанной одним из персидских монархов более шестисот лет назад. Традиционно при строительстве использовались камень и глина, смешанные с навозом. Наиболее ответственные участки возводились при

помощи специального раствора, в состав которого непременно входил свежий куриный белок, что делало кладку особенно прочной.

Иран ежегодно выделяет значительные суммы на восстановление и охрану своих исторических объектов. Существует даже целая программа, цель которой показать всему миру пример заботы о культурно-историческом наследии. Жаль только, что билеты в такие места стоят дороговато – от 3$ и больше. Местные за то же удовольствие платят не более чем 20 центов.

Завороженный, стою среди древних стен цитадели и подчиняясь буйной фантазии запросто становлюсь то купцом, чинно восседающем в торговом ряду с кучей своего добра, то охранником, зорко следящем с крепостной стены за порядком, то... ханом, правящим своим народом из-за толстых стен неприступного дворца. Трудной, а зачастую и опасной была эта работа во все времена: шахматы большой политики с ее интригами, борьба за власть, заговорщики, судопроизводство с неизбежной массой трупов, мстители. А гарем? Это только со стороны кажется – живи, мол, и наслаждайся близостью очаровательных красоток. Позволю себе в этом усомниться. Ведь всю эту сексомассу необходимо содержать, кормить, и… как бы получше выразиться… удовлетворять.

Мусульманину по закону разрешено иметь не более четырех жен и сколько угодно наложниц, но при условии, если он может их достойно содержать. Поэтому количество наложниц – дело государственного престижа и демонстрация мужской силы. Она должна быть поистине царской, ведь гарем может состоять из нескольких сотен жительниц. Обычай обязывает мусульманина также по очереди спать и со своими женами, иначе не миновать жестоких «разборок».

К слову, гарем (букв. «запретное») – заведение из довольно любопытных. Это святая святых любого исламского государства. Как правило, все наложницы живут в большом общежитии. У каждой из женщин есть своя комната, личный скарб, украшения, прислуга. Порядком заведует старшая и самая опытная дама. Она строго следит за поведением и морально-эстетическим обликом прелестниц. Как никто лучше она знает, чем и как угодить господину. Часто такие женщины благодаря своему таланту обольщения и психологического воздействия становились «серыми кардиналами» государства, активно влияя на решение важнейших политических и экономических проблем. Нередко от одного их слова зависели судьбы многих людей. Главная и наиболее почетная обязанность «командорши» заключалась в подготовке девушек к свиданию с хозяином гарема. В этом ей помогали евнухи (специально обученные оскопленные слуги). Девушку подолгу мыли, парили, массировали, умащали благовониями, делали ей маникюр, педикюр и привлекательный макияж, сбривали «лишние» волосы.

«Клубничка» ревностно охранялась. Право входа в гарем имел лишь сам хан. Будучи обреченными на строгое затворничество и воспитание благородного потомства, многие женщины годами не видели белого света. О точном количестве этого самого потомства зачастую не знал даже «производитель». Кстати в счет шли лишь представители мужского пола. Между прочим, подобные гаремы до сих пор существуют и благоденствуют в странах Аравийского полуострова и на севере Африки.

Помимо ценностей исторических Бам имеет и чисто гастрономические. В этом оазисе издавна выращивают едва ли не лучшие в мире финики. Здешний особый микроклимат идеально подходит для возделывания пальмы. Я приехал как раз в пору созревания

плодов и с нескрываемым удовольствием лакомлюсь свежими финиками. Они довольно сочные, сладкие, имеют своеобразный яичный привкус и очень сытные. Для полного насыщения достаточно лишь нескольких плодов. Свежими финики экспортируют в разные страны мира. Правда, у нас почему-то можно увидеть лишь вяленые и непомерно дорогие, что отнюдь не является признаком высокого качества.

Более пяти тысяч лет возделывается эта ценнейшая культура. Сушеные молотые финики добавляют в муку для хлеба, делают из них суррогаты кофе, множество сластей. Плоды добавляют в мясные и овощные блюда. Для караванщиков в изнурительных переходах финики - чуть ли не единственный источник энергии. Не удивительно, что богатство человека здесь рассчитывается исходя из количества финиковых пальм на семью, а золото и деньги лишь дополнительное мерило достатка. Ценность фиников подтверждают и современные исследования, установившие в плодах высокое содержание минеральных веществ, микроэлементов, фруктозы и витаминов А и В. Так что ешьте, господа, финики на здоровье! Если, конечно, это позволит здоровье вашего кошелька.

Глава 10. «Контрасты Шираза».

Медленно, но уверенно мы с Малышом углубляемся в самое сердце Ирана, провинцию Фарс – средоточие древнейших памятников великой Персии. Именно эта легендарная часть страны, расположенная на пустынном плато Иранского нагорья, дала имя языку фарси, имевшему в средние века такое же значение для Азии, как латынь для Европы.

На фарси писали свои труды такие великие сыны человечества, как Абу Али ибн Сина (Авиценна), Низами Гянджеви, Омар Хайям и многие другие философы, ученые и поэты. Богатство языка таково, что даже современный фарси использует минимум заимствований. Будучи давним любителем персидской поэзии, я с некоторым трепетом въехал в город, где родились и нашли последний приют великие поэты Хафиз и Саади.

Шираз – столица провинции – всемирно известный своей историей и красотой центр иранского садоводства. Стало традицией выписывать отсюда специалистов для озеленения парков Европы, Америки и даже Австралии. Впрочем Персия всегда считалась одной из главных мировых законодательниц парковых мод.

Город расположился на высоте в тысячу пятьсот сорок метров над уровнем моря в обрамлении островерхих скалистых гор. Наибольшего расцвета древняя столица провинции достигла в постисламский период, когда на его долю выпала честь быть столицей Персии. Множество мечетей, крепости, крытые сводчатые базары свидетельствуют сегодня о былом величии. Впрочем, и многие современные постройки достойны восхищения. В этой стране умело сочетают новое и старое. Здания не конкурируют, но всегда при этом можно провести четкую границу между тем и другим.

В Ширазе, как и в других иранских городах, отчетливо читается желание соответствовать лучшим мировым стандартам жизни и сервиса. И ведь многое получается: широкие современные улицы, великолепные новостройки, гостиницы, супермаркеты растут как на дрожжах. Иран, я бы сказал, вообще не вписывается в азиатские рамки. Его легче сравнить с Европой. Уж слишком явно ориентируются на нее экономика и сам стиль жизни, прежде всего городской части страны. При этом особой симпатией пользуется у иранцев Германия с ее стабильностью и прагматизмом, еще Япония с ее мощной технократической экономикой. Тем нелепее выглядят со стороны многочисленные шариатские ограничения.

Так, резко бросаются в глаза ограничения во взаимоотношении полов. Абсолютно недопустима, например, «смешанная» езда в общественном транспорте. Автобусы имеют четко выраженную мужскую и женскую половины и соответствующие двери. В кинотеатрах нередки раздельные сеансы. Очереди в учреждениях так же разделены на мужскую и женскую. Ни в коем случае молодым людям прилюдно нельзя показывать своих нежных чувств (то есть держаться за руки, про объятия и, не дай Бог, поцелуи я и не заикаюсь). Тем загадочнее стали для меня некоторые необъяснимые «но». Например, в мириадах курсирующих по городу такси оба пола почему-то не боятся соприкасаться. Более того, нередки случаи, когда женщины садятся на колени к мужчинам(!). Часы пик и желание во что бы то ни стало доехать в нужную точку поистине творят чудеса – в легковушки набивается до семи и более человек, при этом спереди может ехать до четырех человек. Как водитель ухитряется управлять машиной, ума не приложу!

В чувственных вопросах тоже есть, мягко говоря, некоторые несоответствия. Насколько женщины внешне фригидны и недоступны, настолько же дома они горячи и неуправляемы. Мало того, из компетентных источников мне стало известно, что мужья в Иране - безнадежные подкаблучники. Жены творят с ними почти все, что считают нужным. Продовольственные покупки совершают в основном мужья, они же обеспечивают семью всем необходимым, одевают и обувают домочадцев. В Иране иметь жену - скорее роскошь, ведь учитывая нехилые запросы любимой, плюс обязательное золото к праздникам и дорогие подарки родственникам, содержание такой капризной «мебели» обходится очень дорого. Это одна из основных причин наличия в стране огромного количества холостяков и незамужних дев «бальзаковского возраста».

Как я уже отметил, города Ирана охотно идут на привязи диктатуры ценностей Запада. Этому в значительной мере способствует и арийский менталитет жителей страны. Само слово «Иран» происходит от санскритского «Ариаман», буквально означающего «государство ариев». Как и мы, жители Европы, они столь же лицемерны и многослойны. Сходным образом иранцы реагируют на юмор и неудачи, что разительно отличает их от, например, арабов. Сходным же образом идет и расслоение общества.

В городах давно существуют поражающие шиком элитные кварталы богачей. Здесь даже нормы шариата разбиваются о власть кошелька. Богатые женщины позволяют себе пользоваться косметикой, быть более смелыми в общении с «избранным Аллахом» полом. В случае неприятностей с полицией всегда можно откупится. А ведь еще совсем недавно смелых не в меру женщин обливали кислотой (причем делали это сами женщины!). Противоречия между «нельзя» и стремлением к раскрепощению стремительно набирают остроту – слишком уж сладки западные свободы. Сумеет ли Иран сохранить достигнутую исламским переворотом власть духовенства? Думаю, да. Слишком сильно это государство. Слишком трезво мыслят его внешне фанатичные лидеры. Поступаясь некоторыми позициями, они умело используют слабинки для манипуляций народными массами. Однако манипулировать всего легче сытым народом. Здесь, уверяю, все в полном порядке.

Иран – одно из сильнейших по своему потенциалу государство Азии. Имея богатейшие залежи первосортной нефти, страна стоит на втором месте в мире по количеству в недрах газа и легкости его добычи. Будучи государством, в силу агрессивной внешней и внутренней политики практически изолированным от мирового рынка, Иран во всем обеспечивает себя самостоятельно – от продуктов питания до точного машиностроения. При этом и то, и другое отличается сравнительно высоким качеством и доступностью. Так, при среднем доходе работающего человека 50-70 долларов в месяц, на 1 доллар можно купить чуть ли не мешок хлеба! Многое скажут и цены на топливо. Например, 95-й бензин стоит 5-7 центов за литр, дизельное топливо, соответственно, в два раза дешевле. Автотрассы Ирана ничуть не хуже немецких автобанов. При этом постоянно ведутся работы по реконструкции старых и строительству новых дорог. Государство активно закупает новейшие зарубежные технологии, возводит электростанции, заводы. В городах привлекает внимание необычайно большое количество банков. И все это бдительно охраняют мощная армия и полиция.

Чем дальше еду, тем больше уважения вызывает у меня дальновидность отцов государства. Иран официально взял курс на «обгон и перегон» мировых экономических монстров. Такой период был и у СССР, помните? Только здесь явно не желают совершать досадных ошибок коммунистов. С завидной планомерностью эта страна идет к тому, чтобы стать центром мусульманского мира. Думаю, у нее есть все шансы.