По Малайзии, Таиланду, Камбодже и Лаосу.

Это путешествие было задумано как линия, соединяющая страны Европы, Азии и Юго – Восточной Азии. Кроме вышеперечисленных стран я пересек так же южные провинции Китая, Тибет и Непал. Замкнуть воображаемую линию мне предстояло в Индии, в результате чего получился гигантский неправильный овал, северные границы которого оказались в Сибири, южные - на побережье Индийского океана, западные – на берегу Атлантического океана и, наконец, восточные – на побережье Тихого океана.

Глава 2. «Европеец глазами азиатов».

Короткие сумерки наступают в 18.30 и через 15 минут обычно уже темно. Разгоряченный после велопробега, быстро натягиваю противомоскитную сетку и плюхаюсь поверх спального мешка, чтобы моментально забыться здоровым, но чутким сном. Каждое утро начинаю с осмотра велосипеда, ведь любая даже мелкая неисправность может запросто остановить дальнейшее продвижение. Однако, пока мой Малыш стойко преодолевает все дорожные потрясения. За день необходимо проехать традиционные сто километров. Практика показала, что это оптимальная дистанция, позволяющая быстро продвигаться и в то же время видеть окружающий мир, не слишком утомляя себя чрезмерной физической работой. Часы полуденного отдыха обычно провожу в какой-нибудь придорожной малайской харчевне.

Потребовалась ровно неделя для того, чтобы вновь привыкнуть к азиатской стряпне. Для европейца, предпочитающего относительно пресный вкус пищи, кухня Юго-Восточной Азии покажется смесью напалма с иголками. Основу местного питания составляет рис, к нему подается все остальное. Как правило, это разнообразные карри с курицей, рыбой, моллюсками или мясом. Мне приходится туговато, в том смысле, что вегетарианство в этой стране развито слабо. Но, к счастью, во многих местах можно взять гарнир из фасоли, плодов хлебного дерева, ростков чеснока, обжаренных овощей, таких же острых как и все остальное. Особой любовью у жителей пользуется блюдо с многочисленными видами лапши, а также роти – заимствованное из Индии блюдо, представляющее из себя слоёные блины, поджаренные с яйцом. Причем интересно, что его подают со сгущенкой – универсальной сладостью, без которой не пьют ни чай, ни кофе. Стоит удовольствие поесть максимум 3-4 ренгитта, или примерно 1$.

Самое приятное время наступает после 17.00, когда земля готовится ко сну. Оживают деревни. Народ высыпает на завалинки у своих домиков и предаётся блаженному созерцанию. Детишки затевают веселую возню в пыли,

Влажный Южный Таиланд сменился, наконец, относительно более сухими землями севера Малаккского полуострова. Уже нет былого обилия деревьев и лиан. Им на смену пришли густые кустарники, плотной стеной переплетенных веток подходящие к самому берегу Тайского залива. Его мутноватые из-за песка воды прогреваются до +30 и почти не охлаждают разгоряченного тела. Ощущаешь лишь минутное удовольствие от свободного парения в толще соленой стихии. Каждое утро, еще до рассвета, вижу как загораются огни на спешащих в море рыболовецких джонках. К обеду они возвращаются, груженые рыбой, осьминогами, каракатицами, лобстерами и другой морской живностью. Прибрежные деревни издалека легко распознать по тяжелому запаху разлагающейся рыбы.

Чуть в стороне от побережья, по соседству, сочной зеленью выделяются островки кокосовых плантаций. Здесь живут «кокосовые люди», чьи дома на сваях скрыты под сенью могучих пальмовых шевелюр. Это удивительное растение прекрасно переносит соленую воду и лучше всего растет и плодоносит у моря. Путем сбраживания, из сока кокосовых орехов получают приятное на вкус некрепкое вино. Делают вино и из сока, получаемого из соцветий пальмы. Последующая двукратная дистилляция дает неплохую кокосовую водку 20-30- ти градусной крепости. Однако, чаще всего сок используют для изготовления пальмового сахара. Как и бананы, кокосовые орехи зреют круглый год, но в отличие от первых, их гораздо труднее достать, ведь гладкий ствол пальмы достигает 25-ти метровой высоты. В этом случае незаменимы особые ученые обезьяны.

Глава 5. «Бангкок встретил меня смогом…»

По мере приближения к Бангкоку дорога, оживляемая прежде дивными пейзажами, с некоторых пор становится все более угрюмой и скоростной. Она словно отделилась от всего окружающего мира и живет сама по себе. Понемногу мы с Малышом стали чужими на этой ленте рычащего железа, отравляющего своим ядовитым дыханием окрестные территории. Навязчивый гул и суетливость, исходящие от проходящего мимо транспорта, нагоняют мрачное предчувствие скорой встречи с каменным монстром, пленившим в своем чреве свыше 10 миллионов человеческих судеб. На пути все чаще появляются и другие предвестники городской цивилизации и больших возможностей, а именно - разноцветная россыпь отелей на побережье с пляжами, сплошь заполненными европейскими туристами.

Даже при беглом осмотре отдыхающих невозможно удержаться от улыбки – столь силен контраст между смуглыми, живыми, здорового, несмотря на бедность, вида местными жителями и обрюзгшими, «болезненно-бледного» цвета нескладными иностранцами, имеющими одинаковое туповатое выражение лица с отпечатком брезгливости, страха за свое драгоценное здоровье, высокомерия и… беспомощности. Наслушавшись страшных историй о тропиках, они всего боятся: подошедшего торговца, полуденного солнца, лишнего движения, смертоносных микробов. Отдыхающие хранят угрюмую сосредоточенность и внутреннюю напряженность. Еще бы, ведь необходимо максимально «отдохнуть» свои деньги и успеть за отведенный срок воспользоваться всеми благами, обещанным туром. Это сродни работе, итогом которой будет галочка – «Я видел(а) Таиланд. Вери найс кантри!» Бр-р. Тратить деньги за возможность оказаться в новой клетке! Уж лучше немного риска и полная свобода! Отдых «по-белому» пришелся нам с Малышом не по-вкусу, и мы вполне добровольно устремились в объятия мегаполиса.

Бангкок встретил будничными многокилометровыми пробками, густым, наваристым смогом и плотной пылевой завесой, что вкупе с жарким обеденным солнцем, отнюдь не способствовало благодушной созерцательности. Пот, обильно выступивший на разгоряченном теле, смешавшись с городским чадом, вмиг превратился в грязную кашу на поверхности кожи. Рассеяно побродив по бездушным улицам и заработав нервный тик от подавляющего психику обилия транспорта, я решил переночевать в заброшенном доме, мертвым островком стоявшем среди бурлящей жизни окружающих его кварталов. Ловко прошмыгнув мимо полицейского наряда, я оказался наедине с самим собой. Белые в таких «отелях» не останавливаются, а местным здесь нечего делать, поэтому за безопасность свою я не беспокоился (что, впрочем, не мешало держать под рукой увесистый малайский нож, относительно бесполезный, но все же подбадривающий прохладой стали). Автомобильное движение, да внезапно появившиеся голодные блохи, еще долго не давали погрузиться в благостную нирвану сна. Наутро, движимый желанием найти более надежное прибежище, я двинулся в центр города, прямо в эпицентр суматошного движения. Раздраженные пробками водители частенько игнорируют светофоры, поэтому на крупных перекрестках движением дирижируют регулировщики. Из-за смога им приходится надевать марлевые респираторы, однако, как отмечает местная пресса, и с такой защитой до 80% личного состава страдает хроническими легочными заболеваниями. Вынужденные простои среди коптящих двигателей вызывают ощущение застрявшего в горле напильника. Глаза слезятся, их нестерпимо щиплет, а в голове – как после кружки горячего портера (если подобное пойло вообще можно было бы выпить). Успокаивает лишь мысль, что двигаюсь я, тем не менее, несравненно быстрее автомобилей. Даже многочисленные юркие мотороллеры уступают велосипеду в маневренности. Да, велосипед в этом городе – подлинная находка! Несколько раз чудом избежав бесславной кончины под колесами бешено мчащихся доисторических автобусов, я наконец выныриваю в районе Прату Нам. Это и есть центр Бангкока.

Чуть больше машин и сутолоки, чуть жарче, и чуть тяжелее дышать – вот, пожалуй, и все, чем он отличается от остальных частей города, его выделяет лишь гордо возвышающийся отель-небоскреб «Байок». Имея высоту свыше трехсот метров, он является высочайшим в Азии отелем. «Морнинг стар отель», «Сюрпрайз отель», «Гуд лайф отель» - от вывесок в забитых товаром переулках пестрит в глазах. Что ж, если в солидных заведениях меня с моими скудными средствами явно не ждут, придется попробовать ну… хотя бы «Гуд лайф», для начала. Едва переступив порог «ресепшн», выяснил, что «всего лишь за восемь баксов спешиал фор ю» мне предложат нары с насекомыми, заключенные в тюрьмообразную клетушку с грязной душевой, выполняющей по совместительству роль санузла. Моими соседями должны были стать весьма сомнительного вида господа из дружественной Африки, чьи глаза, при виде моей персоны, так и заблестели от предвкушения легкой наживы (ведь всем известно, что белые богаты и глупы, а этим грех не воспользоваться). Обойдя еще несколько подобных «отелей», я понял, что безопасней ночевать на стройках и в заброшенных домах, ибо здешние гостиницы просто изобилуют лицами криминогенной национальности.

Нервно посмеиваясь над своим наивным желанием раздобыть дешевый и безопасный ночлег я медленно шел по переполненной улице, отчаянно перебирая в голове возможные варианты. Вдруг рядом скрипнули тормоза самло. Из-под выгоревшей на солнце крыши вынырнула пышная шевелюра водителя со смеющимся, обветренным лицом, украшенным двумя озорными, все понимающими глазами. «Сэр что-то ищет, могу я чем-то помочь молодому господину?» - спросил он, с трудом подбирая слова на далеко не оксфордском английском. Учитывая мой изрядно потрепанный внешний вид, это прозвучало как издевательство. Однако, в его глазах я прочитал искреннее желание помочь. Вид человека на велосипеде заставил забыть даже извечный рефлекс заработка на проблемах белых. Уже спустя полчаса я оказался в сравнительно чистом китайском гестхаузе, в одном из спокойных кварталов центра.

Глава 6. «Тайцев нельзя трогать за голову».

Временная остановка в Бангкоке заставила организм, привыкший к кочевой жизни, спешно перестраиваться на городской лад. Ограничения, накладываемые мегаполисом, порядком действуют на нервы. Кажется, что даже мой невозмутимый двухколесный друг всей своей металлической душой протестует против невозможности беззаботно мчаться навстречу открытой дали. За недолгое время пребывания в Бангкоке у меня появились приятели и знакомые из числа проживающих и работающих в «моем» квартале. Прежде всего это вездесущие водители самло или, иначе «тук-туков». Это удивительное средство передвижения напоминает неуклюжую смесь мотоцикла и микроавтобуса. Кажется, сядешь в игрушечную машинку, она и развалится. Однако, первое впечатление ошибочно. Работает это чудо техники на газолине и является самым маневренным и недорогим видом грузо-пассожирского транспорта в городе. Номинально, не считая водителя, в нем более-менее комфортно могут разместиться лишь два человека, но реально случается, что эту машинку вместе с внушительным багажом оккупируют пять и более человек: на первом месте ценность передвижения, а уж комфорт – дело двадцать пятое.

Водители Бангкока слывут отчаянными хитрецами и сорвиголовами, падкими на европейцев. Белых часто используют для получения купонов на топливо. Делается это так. Намеченную жертву заманивают в «тук-тук» и предлагают бесплатно свозить в «один супердешевый» магазин (обычно это ювелирная лавка или магазин готовой одежды). Если человек пробудет там не менее 10 минут, то, согласно предварительной договоренности, хозяева магазина дают водителю купон в 50 батов (приблизительно 1,5$) на топливо. А уж задача хозяина лавки – заставить «дичь» отовариться и делают они это на высочайшем профессиональном уровне. Бангкокцу купить самло в собственное пользование практически невозможно – «все прихвачено». Это сфера мафиозного влияния. Обычно ребята берут их напрокат, внося ежедневно арендную плату в 300-400 батов. Все, что заработал сверху, является твоей чистой прибылью (примерно от 4 до 6 тысяч батов в месяц). Каждый водитель «приписан» к своему району и кооперируется с другими. Рабочий день может длиться 8-12 часов и больше, в зависимости от желания заработать, поэтому многие спят прямо в кузовах своих кормильцев.

Статус туристического центра и наплыв большого количества иностранцев, сделали Бангкок очень дорогим местом. Многие вещи, даже если поторгуешься, стоят зачастую в 2-3 раза дороже, чем то же, но у нас, в Риге. Зато за доллар можно вполне сносно пообедать. Главное, выбрать харчевню почище и не пренебрегать острыми приправами. На сладкое или вместо завтрака, всего за 10 батов, можно отведать жаренных во фритюре бананов, либо увесистую дольку очищенного, со льда, ананаса, папайи или порезанной на ломтики гуавы. Можно полакомиться и жареными кузнечиками, но это на любителя.

Контингент моего квартала – люди, не слишком отягощенные воспитанием и нравственными принципами. В основном это выходцы из Индии, Африки и Бирмы, не имеющие постоянного заработка и занятия, а также проститутки, воришки, торговцы, портные, мелкие ремесленники. Словом, целый спектр судеб, координат ценностей, смесь религий и мировоззрений, чаще всего упирающихся в итоге в проблему кошелька с его скудным содержимым. Местное общество легко приняло «бедного студента» в свои ряды,и уже совсем скоро я начал получать удовольствие от ненавязчивого , но вполне бесцеремонного общения. У меня появились «свои» лавка, столовая, «круг близких друзей» и «вечерний собеседник». Роль последнего выполнял некто мастер («профессор») Том. Этого шестидесятилетнего выходца из Сингапура иначе как с рюмкой дешевого местного виски не увидишь. Судьба здорово помотала некогда полного сил авантюриста индийских кровей: Филиппины и Япония, Австралия, Китай и Индонезия – вот лишь малая толика стран где он жил. Теперь, в меру сил, прожигаемых алкоголем, он преподает английский язык «новым тайским» (отсюда и приставка мастер), но деньги хронически пропивает и столь же хронически их одалживает, не удосуживаясь отдавать, за что многие за глаза его ненавидят. Хорошенько набравшись, он всякий раз начинает доверительный рассказ о былых похождениях, создавая из правды и вымысла захватывающие кружевные истории. В минуты увлеченного рассказа глаза моего собеседника заволакивает пелена воспоминаний, в которых еще молодой искатель приключений смаковал свой, одному ему известный вкус жизни. - «Я мастер, Алекс, я большой мастер! Я много видел… У тебя жизнь только началась. Спеши же видеть, Алекс!»

- «Спешу, Том, спешу…»

Однажды я испытал на себе сомнительные прелести элементарного незнания местных традиций. Подъехав вечером к дому, обнаружил на крылечке молодого тайца, изрядно накачавшегося пивом. Благодушие, казалось, пронизывало его до кончиков ногтей. Настойчиво предлагая мне пива, он предложил присесть, непрестанно пожимая руку и уверяя в архисимпатии к моей персоне. Под одобрительный взгляд хозяина гестхауза пришлось сдаться и для вида пригубить предлагаемое угощение. Когда назойливость стала нестерпимой, шутя, я слегка оттолкнул ладонью источающую перегар голову. Безобидный жест, не правда ли? Каково же было мое изумление, когда в следующий миг я увидел перед собой дикие от злобы, налившиеся кровью глаза тайца. С проклятиями он попытался меня ударить. Пришлось забияку скрутить и при помощи хозяина препроводить домой. Китаец немало перепугался и лишь спустя некоторое время, еще трясясь от возбуждения, наконец объяснил, в чем дело. Оказывается голова у тайцев – место столь святое, что касаться ее, тем более грязными руками «белого безбожника» - все равно, что опрокинуть на физиономию ушат помоев. Голова отвечает за связь с Богом, является вместилищем духа и всего самого лучшего. Она – своего рода личный носимый алтарь, мобильная святая субстанция. Ноги же, находящиеся постоянно в грязи и прахе земном, наоборот считаются вместилищем скверны, поэтому ими нельзя касаться собеседника или вызывающе направлять подошвы в сторону человека. Тайцы вообще не любят контактировать, даже рукопожатие, скорее атрибут города, навязанный извне. Самое ходовое приветствие, это руки, сложенные лодочкой на уровне груди, что означает благоволение и смирение. Что ж, охотно смирюсь и впредь буду внимательнее к местным традициям.

Глава 7. «Бангкок – это большой публичный дом».

Занятый осмотром местных достопримечательностей и набираясь впечатлений, я почти не замечаю резво проносящихся дней. Поражает роскошь позолоченных статуй Будд, богатство убранства и красота местных храмов, многоцветие красок, узоров, совершенство и гармония линий и форм. Все это надо видеть! Хотя, признаюсь, нескончаемая череда великолепных строений быстро пресыщает восприятие, так что вскоре даже покрытие чистым золотом буддийские ступы кажутся вполне рядовым явлением. Как человека эмоционального, меня больше всего привлекают люди с их непохожим на наш образом жизни. В концентрированной форме этот самый образ можно увидеть на рынках, особенно на водных.

Исторически Бангкок вырос среди густой паутины мелких и больших каналов и проток, связанных с морем. Поэтому раньше в Европе Бангкок называли юго-восточной Венецией. Сравнение более чем смелое, но отчасти верное, ибо до сих пор значительная часть 10-миллионной столицы в буквальном смысле живет на воде. Подобно Венеции, улицами водяного города служат каналы, а транспортом – многочисленные большие и малые лодки и катера. На этом, пожалуй, сходство и заканчивается.

Здешние дети нередко начинают плавать раньше чем ходить. И делают это с завидным удовольствием, словно вода это их родная стихия. Любовь к купанию и свойственная тайцам чистоплотность вовсе не означают, что окружающая дом водица чиста. С благочестивым содроганием вижу, как нередко, в порыве восторга, малышня глотает изрядные порции воды, в толще которой мелькают кусочки экскрементов и другие отходы жизнедеятельности человека разумного. Не тратя попусту времени на страхи, люди здесь же моются, чистят зубы, стирают белье, в общем, живут себе на здоровье и не болеют, поскольку ничего не знают о кишащих вокруг них зловредных палочках и других «холерах».

Каждый божий день (а он здесь начинается в 4-5 часов утра, когда туристы еще видят свои сладкие сны), поджарые хозяйки садятся в свои лодчонки и устремляются на рынок, где десятки тяжелогруженых плавучих лавок с ночи поджидают спешащую за покупками клиентуру. Овощи и фрукты, ширпотреб, даже кирпичи и цемент можно обнаружить на этом своеобразном маркете. К услугам уставших махать веслом - развитая система общепита. Прямо в лодках на специальных очагах бурлят, пенятся, жарятся и издают восхитительные запахи разнообразные яства. Поел, расплатился, отчаливай себе на здоровье, позволь и другим припарковаться к островку чревоугодия! Не всех на рынок ведет необходимость совершать покупки. Последнее является скорее дополнением, своеобразной «нагрузкой». Прежде всего, базарная суета - первоклассный психодром, где люди обмениваются свежими сплетнями, знакомятся, ссорятся и мирятся. Одним словом, общаются. Спустя некоторое время, в кажущемся хаосе из весел и плавсредств начинаешь угадывать порядок и чувствуешь, что рынок - сродни маленькому купеческому государству, в котором актуальны свои правила движения, этикет, негласный устав, а каждый гражданин наделен определенными правами. Старики - наиболее уважаемые граждане этого «государства». Правят веслом столь же твердо, как и молодые, и это сразу бросается в глаза. Невольно ловишь себя на мысли, что абсолютно невозможно представить себе нашу среднерусскую бабушку на месте шустро гребущей тайской ровесницы.

Рассказывая о Бангкоке, не могу обойти вниманием известнейшую городскую достопримечательность – район Патпонг, в котором расположены наиболее престижные дома развлечений, дискотеки и концентрируется столичный разврат. Собственно, весь город без натяжки попадает под определение «большой публичный дом», но все самое-самое, несомненно, собрано в Патпонге. В любое время дня и ночи к услугам клиентов многочисленные кабинеты «традиционного тайского массажа», бильярдные, кафе «для настоящих мужчин» и прочие сомнительные заведения, причем нередко рядом со входом в бордель (а это именно бордели!) висят таблички с фото обслуживающего персонала – что-то вроде доски почета или меню. «Блюдо» стоит от 200 батов за час или от 1000 за ночь (1$=36 батов), при этом никто не дает гарантию от возможных заболеваний. Должен сказать, что среди таек нередко можно увидеть подлинные шедевры природы: точеные фигуры, гордая осанка, бархатная кожа и лица, нежностью подобные едва распустившимся бутонам самых прекрасных цветов. Это незабываемо! Говорю это как человек, повидавший женщин многих стран… Однако особым «лакомством» здесь считаются отнюдь не доморощенные красавицы, а немногочисленные проститутки из стран СНГ. Их такса стабильна – 200$ за час. Удовольствие для богатых.

Одновременно с традиционной проституцией Бангкок - крупнейший центр гомосексуализма. Сексуальные меньшинства давно стали неотъемлемой частью города и района Патпонг, в особенности. «Снять» мальчика стоит здесь от 2000 батов за ночь (сравните с ценами на женщин!), но особым шиком считается переспать с «леди-боем». Это мужчины, переодетые и ведущие себя как женщины. Внешне такой суррогат зачастую невозможно отличить от подлинника: «леди-боям» удается мастерски копировать женские ужимки, походку и манеру общения. Один знакомый итальянец рассказывал, как однажды, будучи в изрядном подпитии, решился впервые в жизни снять красотку. Одна уличная деваха ему особенно приглянулась. По пути домой, взасос целуясь со своей «избранницей» он тогда еще не понимал, что означает постоянно повторяемое изящным созданием словосочетание «леди-бой». Когда же дело дошло до постели и любвеобильный итальянец буквально нащупал перевод словосочетания, бедняга вмиг протрезвел. С тех пор шарахается от борделей.

А ведь совсем недавно, если верить истории, о публичных домах в Бангкоке даже представления не имели. Проституцией здесь начали заниматься в XIX веке, в китайском квартале. А местная жительница, решившая зарабатывать на жизнь таким образом, автоматически теряла право носить тайское имя. Времена и нравы изменились, и теперь в Бангкоке на равных трудятся представители и представительницы всех народов, населяющих Таиланд. Однако, держатели борделей почти исключительно китайцы, известные своей склонностью к предпринимательству любого вида, даже если приходится продавать столь неоднозначный, зато весьма ходовой товар, как человеческие честь и тело.

Глава 8. «Прикладная» психология».

Никак не предполагал, что обстоятельства так надолго прикуют меня к Бангкоку. И уж совсем не ожидал, что здесь меня могут поджидать первые серьезные неприятности, а вслед за улыбками и беспечностью суждено будет увидеть звериный азиатский оскал.

Однажды, желая снять на видео колоритный материал о тайском боксе, я посетил один из специализированных стадионов. Этот национальный вид спорта пользуется особой популярностью у местного населения. Во время решающих турниров жизнь в кварталах города замирает, а подступы к телевизорам оказываются оккупированными многочисленными зрителями. Подобную картину можно увидеть в Италии в период ответственных футбольных матчей. Не отходя от телевизоров народ заключает пари и делает ставки на любимых бойцов.

Стоит ли говорить, что на стадионах царит совершенно особая, накаленная до бела атмосфера азарта. Билеты стоят недешево – от 200 батов на галёрке, до 1000 у ринга. Но люди охотно выкладывают деньги, ведь в случае победы ставки можно еще и хорошо подзаработать. Не берусь однозначно судить на что интереснее смотреть: на молотящих друг друга бойцов, или на зрителей, готовых в порыве азарта уничтожить друг друга.

Внешне тайский бокс лишь отдаленно напоминает так называемый классический. Схожесть заключается лишь в наличии боксерских перчаток и трусов, да в ряде запретов. В остальном, это красиво обставленная драка, в которой можно и нужно орудовать ногами, локтями, головой и конечно же руками, лишь бы повергнуть ниц соперника.

Глава 9. «Страна Пол-Пота».

Я уже настолько втянулся в дорогу, в ее неспешный размеренный ритм, что кажется, будто наша городская жизнь – это мир другой планеты. К сожалению, не самый лучший. Когда- нибудь, через энное количество дней, я вернусь, но не уверен, что мне этого хочется, потому что здесь, далеко от дома, ощущаешь многоплановый вкус самой жизни.

Каким бы горьким или соленым он ни был, каким бы терпким ни был аромат – все это вполне натурально и не содержит суррогатов. С каждым днем неприятный осадок таял, уступая место обычному жизнерадостному состоянию. Путешествие продолжается.

Пересекая камбоджийскую границу на велосипеде, я совершаю заведомо авантюрный поступок. Об этом кричит весь мой небольшой жизненный опыт. Но, вероятно, мужчины уж так устроены. Им просто необходимо иногда получать от жизни инъекции реальной опасности.

Итак, позади около 2500 километров пути. Тайско - камбоджийскую границу пересек в день своего рождения. Два рубежа, две границы: во времени и в пространстве, – ну не чудо ли? Однако, радоваться пришлось недолго. Лишь только сытый Таиланд оказался за спиной и исчез последний пост в пыльной дымке, поднятой сотнями ног, как взору предстала угрюмая, полная безысходности личина самой бедности.

Я словно вынырнул в другой эпохе. Кругом первородная грязь, глина, какие-то ветхие, хлипкие строения, а главное – люди, в глазах которых застыла усталая покорность нужде.

Признаюсь, в этом скорбном муравейнике мне стало очень не по-себе, поэтому быстро, не торгуясь, обменял деньги (баты на риели) и стремглав бросился вперед, чтобы хоть через усиленное кручение педалей унять шок первых впечатлений от свидания с Камбоджей. А люди все шли в Таиланд и обратно, таща на себе мешки с продовольствием и необходимые в хозяйстве вещи, купленные на приграничном базаре.

Мой путь лежит через послевоенную страну. С 70-х годов до сего времени протянулся кровавый шлейф последствий военной диктатуры Пол-Пота – чудовища с человеческим лицом. Вплоть до недавнего времени он, побежденный, скрывался от народного гнева в джунглях на севере страны, где его, в конце концов, отравили собственные приспешники.

В течение нескольких лет правления кровавого диктатора из 10-миллионного населения страны было физически уничтожено более трех миллионов! В сотнях концлагерей подвергали пыткам женщин, детей, стариков.

Были запрещены, как сказали бы классики марксизма-ленинизма, товарно-денежные отношения, почтовая и телеграфная связь, свобода слова и передвижения. Пол-Пот превратил всю страну в огромную тюрьму. Его, кстати, всемерно поддерживал товарищ Мао Дзэдун: на всем военном снаряжении, поставлявшемся из Пекина, стояла цифра «800», которым маоисты напоминали о поддержке Кампучии (прежнее название Камбоджи) 800 миллионами китайцев.

Незадолго до свержения Пол-Пота, преданные друзья подарили ему карту страны, сложенную из черепов «врагов народа». Некоторое время она стояла в кабинете, за спиной у диктатора. В 1998 году сдался последний красный кхмер, но еще долгое время дороги будут небезопасны для передвижения. Слишком многие местные жители умеют лишь убивать.

До сих пор своих жертв ждут около 8 миллионов не обезвреженных мин – это больше, чем все население Камбоджи. На данный момент, это самая заминированная страна в мире. А ведь некогда, говорят, была самой процветающей в Азии.

За первым же населенным пунктом дорога превратилась в щедрое нагромождение ухабов, складок и камней. Каждая проезжающая мимо машина оставляет за собой в воздухе тучи мельчайшей, как пудра, пыли. Ровным, рыжевато-бурым слоем она равномерно покрыла «велик», сумки и мою одежду. Более толстый слой лег по краям обочины, превратив полотно дороги и окружающий пейзаж в марсианский. Отражаясь от поверхности светлого слоя пыли, лучи солнца слепят глаза и обдают обжигающими волнами жара и без того разгоряченное тело. Окружающая местность на многие десятки километров пути напоминает дикую африканскую саванну с отдельно торчащими на ее обнаженном теле арековыми пальмами, бамбуком и группами колючих кустов. Некогда здесь были сплошные рисовые поля, а сейчас лишь отдельные домики «на курьих ножках» напоминают о присутствии человека.

По мере удаления от границы, люди становятся более жизнерадостными, раскрепощенными. А, может, это я стал привыкать? Появились маленькие хозяйства: пара кокосовых пальм, да несколько былинок на примитивном огороде. Большинство народа предпочитает заниматься собирательством и рыбной ловлей, благо полувысохшие мутные лужи низин полны рыбой. При определенной сноровке ее можно ловить голыми руками. Так делают самые бедные, но многие используют плетеные из бамбука или ротанга ловушки и специальные корзинки. Наравне со взрослыми охотятся дети. Для них, абсолютно обнаженных за неимением одежды, добывание пищи – жизненная необходимость и занимательная игра. Они с таким азартом гоняют за хитрыми рыбешками, что часто, к моей великой радости, не замечают грохота велосипеда. Но уж если заметят, то держись! «Варан, варан!!!» (белый, белый) – истошно кричат они, до тех пор, пока я не скроюсь из виду. Для них белый человек - диковинка, одновременно смешная, страшная и ужасно притягательная. Впрочем, взрослые не менее любопытны.

Во время небольших обеденных остановок, ко мне обычно подходит какая-нибудь из особо любознательных женщин и осторожно, с явной опаской щупает русые волосы и неестественно светлую кожу.

В понимании жителей Юго-Восточной Азии белая кожа – признак особой красоты, поэтому, видя загорелых европейцев, аборигены обычно недоумевают, зачем это белые портят свою прекрасную кожу?

Самая многочисленная нация Камбоджи – кхмеры, - похожи на соседних тайцев. У них лишь более округлые черты лица, более широкие скулы, чуть более темная кожа и очень выразительные, круглые блестящие глаза совсем не монголоидного «покроя». Отличительная черта гардероба туземцев - крома. Это длинный отрезка узкой клетчатой хлопчатобумажной ткани. В виде своеобразного тюрбана его водружают на голову, повязывают на шею, пояс, в нем купаются, в общем, используют как универсальную вещь. Собственно одеждой служит сампот. Это оборачиваемый вокруг бедер кусок ткани, концы которого пропускают между ног и закрепляют сзади на талии. Молодые люди предпочитают штаны, юбки, кофты на европейский лад, точнее на азиатский, ведь одежду столь сильно перекраивают, что она превращается в совершенно особый вид одеяния.

Глава 10. «…И Будды с улыбками стоят».

Впереди - пятисоткилометровый отрезок пути до Пномпеня. Каждый день приносит что-то новое: то взорванный полпотовцами мост через реку, то перепаханный машинами и снарядами участок дороги, то минное поле, отмеченное красными табличками с черепами и перекрещенными костями.

По мере приближения к центру страны, встречается все больше деревень. Проникая за условную границу очередного населенного пункта, попадаешь в некий пластилин из времени. Никто никуда не спешит. Движения людей подчеркнуто неторопливы и преисполнены ленцой утомленных жарой и жизнью существ. Лишь мое появление привносит некоторое оживление в это сонное царство. В одно мгновение все бросают свои занятия и принимаются раскладывать по косточкам внешний вид и возможное предназначение багажа белой обезьяны. Не дожидаясь, пока сбежится вся деревня, стараюсь побыстрее подкрепить увядшие силы чем-нибудь горяченьким.

Самым распространенным блюдом местных «ресторанов» является пустая рисовая похлебка с небольшим количеством овощей. В нее добавляют соевый соус, настоянный на жгучем перце уксус, чеснок, обжаренный до коричневого цвета и толченый арахис. Кроме того, в похлебку кладут пасту из квашеной рыбы (прахок) и непременно сахар. Сахаром кхмеры сдабривают решительно все! В конечном итоге получается довольно сытное и, как это ни странно, вкусное блюдо. Однако все это пища телесная. Впереди меня ждала иная пища – та, что заставляет благоговейно трепетать сердце и фибры душевные.

Неподалеку от городка Симриаб расположены развалины древней столицы Камбоджи. Здесь, с 9-го по 12-й век, на месте величественного городища процветала мощная цивилизация Камбуджадеша, сумевшая в короткий промежуток времени завоевать почти полностью территории современных Мъянмы, Лаоса, Таиланда, Вьетнама и Малайзии. Но к началу средних веков истощенная непрерывными войнами, непомерным размахом храмового строительства и усобицами, империя Камбуджадеша постепенно пришла в упадок , прекратив свое существование и надолго погрузившись в мрак забвения.

Рядом с храмом Ангкор высится остов храма Байон с гигантскими башнями в виде ликов Локешвары или Будды Грядущей Эпохи. Чем-то, на мой взгляд, этот храм напоминает городища ацтеков и майя в Южной Америке. Жаль, что к остальным храмам, отстоящим вглубь джунглей на тридцать пять километров, меня не пустили – слишком много бандитов орудует в окружающих дорогу лесах. Да и мины ещё не все убраны. А поскольку день уже клонился к закату, да и мысли о возвращении в человеческий муравейник были сущей мукой, недолго думая я решил совершить сумасшедший, с точки зрения здравого смысла поступок – расположиться на ночлег прямо в недрах старинного храма.

Погуляв в окрестностях до темноты, чтобы не в меру любопытные жители - торговцы, рабочие и праздношатающаяся молодежь не могли отличить белого от черного, я, аккуратно взвалив Малыша на плечи, крадучись пробрался в лабиринты святилища. К тому времени безмолвные лики храма уже освещала восходящая полная луна. Призрачный зеленоватый свет мягко окутал каменные стены, сгладил все выступы и неровности. Лица Будд преобразились, ожили и, кажется, с интересом стали наблюдать за перемещениями чужеземца. По мере движения ночного светила, ежеминутно менялось выражение их доселе неподвижных черт. Иногда, задерживая взгляд на одном из ликов, я отчетливо различал адресованную мне загадочную улыбку и в ответ дарил свою. Какой уж тут сон! Романтика поглотила…

Полночи, вслушиваясь в историю, бродил я среди многочисленных комнат и переходов. А когда вышел на стену, услышал издалека приносимый легким ветерком рокот барабанов одного из действующих монастырей. Музыка ночи, луна, запах веков и черное море ночных джунглей… что еще романтику нужно для счастья? Убаюкиваемый таинственными звуками, под добрыми взглядами улыбающихся Будд, я так и уснул среди нагретых за день камней, счастливый и вполне умиротворённый.

Глава 11. «Духи Лаоса».

Пыльный, утомленный постоянной борьбой с пародией на дорожное покрытие, наконец въехал в столицу страны – город Пномпень. Через полчаса меня уже принимали как дорогого гостя в посольстве России.

Пользуясь гостеприимством сотрудников, я немного отдохнул, и с новыми силами вскоре вновь оказался в пути. Двигаюсь на север, вдоль реки Меконг. Очень интересно было наблюдать, как оживленная дорога постепенно все более дичала, на глазах превращаясь в малоприметную лесную тропу. Такие у нас ведут к отдаленным хуторам. В разгар жаркого сезона многие деревья джунглей сбрасывают листву. Громадные, точно лопухи, листья тикового дерева, с треском падая в тишине леса, всякий раз заставляют вздрагивать от неожиданности. Иногда окружающую тишь прорезают трубные крики невидимых птиц или бешеный треск убегающего в страхе красавца-оленя. О присутствии человека говорят лишь редкие вооруженные посты, оставленные для охраны мостов, да многочисленные вырубки. В придорожных лесах нередко встречаются бандиты, которые в поисках легкой наживы нападают на крестьян и проезжих.

Последние 50 км до границы с Лаосом меня окружали совершенно дикие места. Лишь слабые отпечатки протекторов на том, что уже с натяжкой можно назвать дорогой, еще напоминали о мире людей. В предвкушении скорого свидания с границей, с удовольствием съел последнюю горсть риса. Вскоре показался шлагбаум. Утомленный, но довольный я наконец вынырнул из леса перед дощатым КПП, в тени которого отдыхали (обычное состояние местного населения) пограничники. «Здравствуйте! – говорю. – Сколько километров до Лаоса?»

В ответ на ломанном английском я услышал:

«Нисколько. Иди к начальнику, он все объяснит».

«Ну и шуточки у них», - подумал я, поднимаясь по скрипящей лестнице. Из глубины затхлой комнаты ко мне вышел помятый заспанный человек, от которого сильно разило. «Возвращайся назад, граница закрыта», - без долгих проволочек сообщил он мне и достал мятую, засаленную бумагу. – «Вот директива», - потрясая бумагой у моего носа, проворчал он. – «Здесь написано, что пересечь границу можно лишь на самолете или со специальным разрешением из Пномпеня». Мол, отрезок, мною пройденный, очень опасен, поэтому границу и закрыли. А посему, по его дурацкой логике, я должен вернуться по этой же опасной дороге назад, получить разрешение и затем вновь предстать пред его светлые очи. Стоит ли говорить, что для меня, проделавшего от Пномпеня более 400 отнюдь не легких километров пути, эта новость была подобна грому среди ясного неба.

А тут еще лаосец подошел с «той» стороны и подлил масла в разгорающийся огонь: «А наша граница открыта, добро пожаловать! Если тебе здесь поставят штамп – милости просим к нам, а нет – уж не обессудь, помочь ничем не могу». Мои доводы о напрасно потерянном времени не возымели действия. Попытка подкупа не удалась, видно азиату доставляло удовольствие унижать белого. Или денег не смог предложить стОящее количество. Более того, подвыпивший кхмер, чувствуя свое превосходство, явно начал выходить из себя. Внутри меня тоже клокотали эмоции. Очень уж захотелось заехать ему по наглой морде.

И всё же, несмотря на нервное противостояние, другая моя часть внимательно изучала окружающий ландшафт. Я сразу понял, что ни в коем случае назад не поеду. Некуда. Да и, действительно, слишком опасно. И… дело принципа, наконец. В голове уже зрело решение обойти контролируемый участок по джунглям. Надо лишь не попасться на глаза пограничникам, причем и тем, и другим. Сухо попрощавшись, уверив пограничников в намерении вернуться в Пномпень, я как-бы отправился в путь, но спустя километр остановился и, перекрестившись, решительно свернул в заросли.

В переплетении веток и лиан, колючих кустов и бамбука, Малыш с поклажей оказался совершенно бесполезным 45-килограммовым грузом. Собственным телом, руководствуясь лишь интуицией и слабо мерцавшим над головой светилом, словно танк прокладывал я себе дорогу. Спустя каких-то пятнадцать минут, ноги и руки сплошь покрылись кровоточащими ранами, кое-где в коже застряли шипы. Боль и эмоции захлёстывали. Однако, стремясь не выдать себя, лишь стиснул зубы и продолжал упорно и аккуратно продвигаться вперед. Если бы кхмеры услышали мои приграничные эволюции, то уж точно не стали бы выяснять личность идущего – просто открыли бы беспорядочную стрельбу. Да и зачем рисковать своей шкурой? К счастью, внезапно пошел дождь, и в подмокшей листве мои шаги стали не слышны. Итого, около пяти часов потребовалось мне для преодоления каких-то трех километров пути. Чумазый, израненный, обессиленный я буквально выполз из джунглей. И лишь потом, находясь в относительной безопасности на лаосской территории я вдруг почувствовал, что земля вдруг куда-то поплыла. Руки и ноги мелко затряслись. Мне очень захотелось лечь и закрыть глаза. Колоссальный выброс энергии и адреналина не прошли даром, ведь с утра мне удалось съесть лишь горсть риса, да и воды почти не пил с тех пор. Кое-как придя в себя, умывшись в луже и продезинфицировав раны, не спеша побрел по лесной дороге, подпитывая истощенные силы лишь осознанием победы и крепко держась за велосипед. Хорошо, что побежденные о этой победе ней так и не узнают!

Да уж, весьма необычно началась моя поездка по Лаосу. Уже во Вьентьяне, во время посещения Посольства России выяснилось, что граница с Камбоджей заминирована. Там мне посоветовали после по возвращении поставить свечку Николаю Угоднику. А еще помогли легализовать общем то незаконное пересечение границы. И всё же ума не приложу, как мне удалось тогда просочиться?..

Несмотря на относительно хорошую дорогу, первые километры по территории очередной страны дались отнюдь не легко. И вот почему: в этом южно-лаосском тропическом тупичке местное население понятия не имеет о стоимости доллара (счастливые дети природы!) и не хочет меня на провизию столь не привычный глазу зеленый банкнот.

Ситуация та еще, если учесть, что к моменту встречи с людьми я уже двое суток ничего не ел, а перед глазами давно порхали разноцветные пятна. Наконец, в одной из деревень после продолжительного консилиума с опробованием зелененькой купюры на зуб, запах и вкус, жители поверили, что бакс – это, пожалуй, деньги (уж больно бумажка красивая!) и в распоряжение моего желудка были предоставлены: а) 1,5 килограмма свежесваренного риса, б) четыре литровые бутылки чистой воды, в) четыре метровых отрезка сахарного тростника, г) спелый кокосовый орех, д) вязанка бананов (2 кг), е) два запеченных в золе куриных яйца и ж) две головки пальмового сахара.

Жители придорожных деревень почти ничем внешне не отличаются от кхмеров Камбоджи. Лишь взгляды, пожалуй, более доброжелательные и любопытство не столь корыстное, как за кордоном. Магическое слово «совьет» помогает расположить к себе местное население, до сих пор видящее в выходцах из Союза посланцев Большого брата. К счастью для меня, эта «народная», и «демократическая», небольшая, зажатая между Таиландом и Вьетнамом страна, не топясь строит социализм.