Быть может, поэтому люди поднимаются к вершинам, уходят в открытый океан, пересекают пустыни и джунгли? Там все по-настоящему. Там чувствуешь вкус самой жизни. Но ради этого приходится и от многого отказываться.

Вот и сейчас, покидая Ригу, я одновременно радуюсь, как ребенок, и едва сдерживаю горькие слезы расставания с друзьями, любимой Маскачкой и своим старым домом. Мгновение, и все это осталось где-то далеко за турбинами авиалайнера, уступив место страхам и сомнениям. "Боже мой, ведь еду на восемь месяцев в совершенно незнакомые страны! Авантюрист! Сумасшедший!" — и так каждый раз. Мандраж стал неотъемлемой, можно сказать, привычной частью предвкушения большого путешествия.

Не верьте человеку, который утверждает, что он ничего не боится! Перед вами либо лжец, либо лох. Страх — это нормальное качество , периодически появляющееся у нормального человека. Его не нужно стыдиться. Главное — не дать страху завладеть телом и душой. Трус достоин жалости, его жизнь неинтересна и пуста. Он в принципе не способен на риск. В то же время, бесцельный, безапелляционный риск - преступен по сути своей. Жизнь бесценна и достойна гораздо большего, нежели быть фишкой в казино фортуны. Именно поэтому я считаю, что любая авантюра должна быть максимально просчитана. И мое очередное путешествие, не исключение. По мере возможности, я использую все самое лучшее: замечательный велосипед, с большим запасом прочности, перебранный вручную, современное, проверенное в многочисленных экспедициях снаряжение, профессиональную фото- и видеотехнику. Дорого? Да. Но бесславное завершение экспедиции из-за досадной поломки техники обойдется дороже.

Качественное "железо" и должная физическая подготовка составляют примерно пятьдесят прогнозируемых процентов успеха. Все остальное зависит от Господа Бога, стечения притянутых тобой обстоятельств и того, как ты в этих обстоятельствах себя поведешь. Очень важно уметь настроиться на волну страны, в которой находишься. Понять особенности мышления и менталитет ее жителей. Это поможет прогнозировать поведение людей хотя бы на полтора шага вперед. Для настройки, конечно же, потребуется время: хотя бы полмесяца на акклиматизацию и знакомство с новой средой. Недооценивать эти факторы - преступная халатность.

В качестве исходной точки путешествия выбрал столицу Аргентины, Буэнос-Айрес. Благодаря содействию Посольства России в Латвии и лично г-на И.И. Студенникова, я поселился при школе Посольства России в Аргентине, получив в полное распоряжение комнату с кроватью, душем и кухней.

Но это было чуть позже. Первое же, что я услышал при выходе из самолета в аэропорту Буэнос-Айреса, была песня о любви, тихо разливающаяся по залу прибытия. Это сразу настроило на благоприятную волну. К тому же велосипед доехал без единой царапины, а значит, путешествию быть!

Неприятности с погодой.

"Никогда, никогда больше не возьму с собой столько барахла!" — цедил я сквозь зубы, тщетно пытаясь получить наслаждение от езды на перегруженной машине. Первые несколько сотен метров показались сущим адом, а мысль о предстоящих десяти тысячах километров вызвала приступ нездорового веселья, больше напоминающего истерику.

Впрочем, вскоре я уже вполне мог обозревать окрестности Буэнос-Айреса, представляющие собой цепочку милых двухэтажных особнячков, выстроившихся вдоль дороги и наполовину скрытых сочной субтропической растительностью. Пространство между домиками заполнили хвойные насаждения вперемежку с финиковыми пальмами и казуаринами, в ветвях которых весело чирикали зеленые попугаи. Пожалуй, только они и указывали на то, что я нахожусь не где-то на юге Европы, а в самой настоящей Южной Америке. Окончательно в этом меня убедил первый же встреченный полицейский, который настойчиво порекомендовал ехать по… хайвэю. Так, мол, быстрее, да и дорога получше.

Вскрытие сумок.

Предлагаю вашему вниманию список основных вещей, используемых мной в путешествиях. Буду очень рад, если кому-то эта информация поможет подготовиться к собственному путешествию или хотя бы удовлетворить любопытство. Нижеизложенное - не аксиома! Просто, мне в дороге необходимо сочетать работу видеооператора и фотографа с неизбежными трудностями пути, отсюда и соответствующий набор. Конечно, здесь представлены не все вещи, но и то что описано, даст необходимое представление о содержимом сумок и баулов.

На улицах Буэнос-Айреса.

Помимо неизбежных небоскребов первое, что бросилось в глаза в Буэнос-Айресе — обилие прачечных и кондитерских. Будто горожане только и делают, что стирают, да сразу же бегут плюшками баловаться.

Второе, это огромное, просто неимоверное количество такси. Улицы города буквально забиты черно- желтыми легковушками, рыскающими в поисках клиентов. Все бы ничего, если бы не черепаший темп, с которым передвигаются машины. Боясь упустить потенциального клиента, водители едут со скоростью, не превышающей 20 км в час, но, тем не менее, ухитряются затирать конкурирующие автобусы.

Абсолютно невозможно угадать, какой маневр взбредет в голову таксисту в следующую секунду. Пару раз по этой причине я едва не оказался под колесами опасных тихоходов. Кстати, если не ошибаюсь, Буэнос-Айрес в Книге рекордов Гиннеса отмечен как город с наибольшим количеством такси на душу населения. Как водителям удается зарабатывать, ума не приложу!

Немного истории. Первым европейцем, рискнувшим проникнуть вглубь Аргентины, стал конкистадор Хуан Диас де Солис. Было это в далеком 1516 году. Попытка не увенчалась успехом: его, беднягу, поймали и на глазах у беспомощно наблюдавшего отряда испанцев, скушали индейцы керанди.

С тех пор индейцы здесь не живут. Во всяком случае, за все время пребывания в столице, чистокровных индейцев я видел лишь несколько раз. Причем и эти явно приехали на заработки из соседних Боливии и Перу.

Вряд ли тот съеденный испанец мог представить себе, что спустя 500 лет маленький аванпост европейских завоевателей на берегах мутной Ла Платы превратится в 16-миллионный мегаполис, где будет проживать более трети всего населения будущей Аргентины.

Первый план города был выполнен на телячьей коже. Это очень символично, поскольку, когда выяснилось, что драгоценных металлов и полезных ископаемых в окрестностях города нет, именно буренки с овцами, да лошадьми (а точнее их шкуры, мясо и молоко) стали основой процветания столицы и всей страны. Местная пампа идеально подходит для разведения скота. И уже к концу XIX века, когда был открыт новый способ заморозки мяса, позволяющий перевозить его на дальние расстояния, Аргентина опережала таких признанных экспортеров мяса, как Австралия и Канада. За несколько десятков лет Буэнос-Айрес из второстепенного городка, на задворках мира, превратился в фонтанирующее деньгами эльдорадо. Это не замедлило сказаться на его внешнем виде.

Южная Америка не знала разрушительных войн и бедствий, потрясших Европу, поэтому Буэнос-Айрес и другие города континента сохранились практически в первозданном виде. По вечерам, когда жара немного спадала, я с удовольствием окунался в переплетение улиц, наполненных замечательной смесью деловитости большого города и ощущения пронзающей сердце ностальгии, замешенной на аромате кофе и звуках сентиментальной музыки, льющейся из окошек многочисленных "парижских" кафе. Ах, как уютно щебечут с иголочки одетые бабульки, аппетитно прихлебывая дымящийся кофе и жеманно закусывая его свежей выпечкой! Как мило сидят в тени фикусов целующиеся парочки!

Кстати о женщинах. Гуляя по Буэнос-Айресу, невольно почувствовал, что присутствую на глобальном эксперименте по скрещиванию хомо сапиенс. Вглядываясь в лица прохожих, диву даешься разнообразию кровей, намешанных в том или ином индивиде.

Привыкшие тратить на питание огромные суммы, аргентинцы и сегодня не задумываясь готовы оставить последние деньги в ресторанах и супермаркетах. Во всяком случае, общепит не может жаловаться на отсутствие клиентов. Особенно по вечерам, когда начинают работать увеселительные заведения, и ресторанчики заполняет проголодавшийся народ, чтобы отведать сочное асадо (жаркое).

Примерно полтора года назад экономику страны потряс мощный дефолт, в результате которого огромное количество людей обнищало, потеряв работу, банковские сбережения, социальные пособия и гарантии. Обанкротилась большая часть мелких предприятий, закрылись многие крупные корпорации.

Практически исчез некогда влиятельный средний класс. Десятки тысяч людей вынуждены были покинуть эту еще совсем недавно самую богатую и благополучную страну Латинской Америки, которая, как выяснилось, все последние годы жила в долг, практически ничего не экспортируя кроме мяса и некоторого количества вина.

Сегодня о проблемах Аргентины напоминают лишь периодически возникающие в разных концах Буэнос-Айреса манифестации с требованием дать работу и вернуть деньги. Похоже, к ним здесь давно привыкли, во всяком случае, спешащие по своим делам люди не обращают на митингующих ни малейшего внимания. Лишь полиция исправно, на некотором отдалении, сопровождает демонстрантов, заботясь то ли о безопасности окружающих, то ли о самих протестующих, то ли о собственной безопасности.

Но вернёмся к еде. Судя по тому, с каким удовольствием посетители точек общепита уплетают всевозможные колбаски, рулеты, котлеты с кровью и без, жаркое на косточке или на шпажках, потроха и пирожки с мясом, я пришел к выводу, что без куска мяса среднестатистический аргентинец не протянет и пары дней. Стоит лишь увидеть откровенно сочувствующий взгляд официанта, когда ты просишь принести что-нибудь из «ботвы», становится ясно — мясо здесь возведено в ранг культа.

Немного о матэ.

История человечества — это не только история войн и цивилизаций, но и история употребления различных стимуляторов. В любой части света, у любого народа, можно отыскать свой, фирменный допинг, будь то женьшень, кофе, мухоморы или бетель.

Жерба матэ, Illex Paraguariensis, каа или парагвайский чай — не исключение. На территории современных Бразилии, Парагвая, Аргентины и Уругвая это растение было известно задолго до появления европейцев. Многие тысячи лет местные индейцы употребляли матэ в качестве панацеи от всех болезней. Но все же главной особенностью листьев и веточек этого невысокого, вечнозеленого деревца является стимулирование нервной системы и подавление чувства голода, благодаря чему индейцы могли подолгу оставаться без еды и совершать при этом длительные переходы.

Подобно листьям коки (больше известным в высокогорных районах Анд), матэ индейцы либо жевали, либо заваривали как чай. Европейские завоеватели быстро оценили положительные свойства жербы и вот уже несколько сот лет не мыслят своего существования без матэ, популярность которого далеко оставила позади здесь чай и кофе вместе взятые.

Как выяснили ученые, Illex Paraguariensis является уникальным кладезем полезных веществ, витаминов, минералов и микроэлементов. Но самое любопытное то, что матэ обладает на первый взгляд несовместимыми свойствами, а именно: стимулирует ослабленную нервную систему и успокаивает возбужденную. Благодаря содержанию в матэ безвредного алкалоида матэина, стимулирующее действие достигает десяти часов, при этом, в отличие от кофе, оно гораздо мягче и не приводит к привыканию или зависимости.

Традиционно для заваривания и питья матэ используют сосуды, изготовленные из сушеной бутылочной тыквы (калабасы) или специальные деревянные ступки. Для того, чтобы в рот на попала измельченная заварка (которую, в отличие от чая, засыпают до трети и более емкости сосуда) применяют металлическую трубочку с ситом на конце (бомбижья). Заваривают траву горячей водой, температура которой не должна превышать 90 градусов, иначе напиток не получится. В процессе питья воду подливают до тех пор, пока настой не перестанет пениться, то-есть 4-6 раз, в зависимости от качества заварки.

В Буэнос-Айресе матэ пьют везде: на улицах и площадях, в частных и государственных конторах, на отдыхе, и особенно на работе. В компаниях сосуд с матэ принято пускать по кругу. Не очень гигиенично, зато, подобно трубке мира, способствует сближению.

Естественно, после всего ранее прочитанного о матэ, мне захотелось самому вкусить "божественного нектара". И первым делом я купил тыквенную "матэшницу", что оказалось делом не сложным, потому что в Буэнос-Айресе ими торгуют практически на каждом углу. Разброс цен: от 2 песо, за грубую деревянную ступку, до 100 и более песо за маленький шедевр, инкрустированный серебром. Наиболее приемлемым мне показался вариант тыковки за 10-15 песо с минимумом отделки. На нем я и остановился.

Танго в оригинале.

Пребывание в Буэнос-Айресе немыслимо без ежедневных встреч с еще одним символом города и страны. Я имею в виду знаменитое танго – танец, одно упоминание о котором зажигает глаза местных жителей особым огоньком.

В Буэнос-Айресе танго повсюду: на пешеходных аллеях в виде уличных танцовщиков, в музыкальных магазинах, на плакатах и рекламных вывесках, в ресторанчиках и у радиоприемников. Танго – это второе дыхание делового города, его загадочная душа и страсть, воплощенная в танце.

Всегда считал и считаю, что любое искусство лучше постигать на его родине. И Аргентина – яркое тому подтверждение. Классическое танго, которое танцуют в Европе, пусть и совершенно в техническом отношении, но абсолютно безлико. Здесь же на лицах и в движении танцующих можно увидеть самую широкую палитру чувств: от безумной любви, до почти ненависти, от полной покорности, до буйства неповиновения. И все это на фоне такой осязаемой сексуальности, что сердце в такт ритму вдруг начинает биться быстрее, дыхание становится чаще и ты с удовольствием позволяешь втянуть себя в эту, пусть и не настоящую, игру эмоций и страстей.

Особенно интересно наблюдать за танцующими стариками.

По выходным они собираются в импровизированных клубах, чтобы выпить чашечку кофе и вспомнить шальную молодость. Некоторые и передвигаются-то с трудом. Но как только ступают на танцевальную площадку, происходит чудо. И куда только болезни исчезают? Еще минуту назад немощные и трясущиеся, они вдруг начинают выделывать ногами такие па, которые мне, молодому, и не снились.

Но для того, чтобы окончательно прочувствовать настроение танго, необходимо побывать в портовом районе Ла Бокa. Ведь именно здесь, в среде разношерстных эмигрантов, среди борделей и дешевых трактиров, суждено было зародиться знаменитому танцу.

Криминальная родина танго.

Кварталы Ла Бока и сегодня нельзя назвать благополучными. Во всяком случае, ночью полиция здесь появляться не рискует. Да и мне на подъездах к центру района пришлось испытать не самые лучшие ощущения от алчущих взглядов некоторых типов, проживающих в окрестных вижжах. Мой сверкающий полировкой велосипед им явно пришелся по душе.

Примечание. Вижжи – это трущобы, населенные ”отбросами” местного общества. Здесь на каждом шагу можно увидеть наркоманов, убийц, проституток и просто опустившихся на дно людей. Но главный контингент – городская беднота, вынужденная зарабатывать уборкой улиц (картонерос) и случайными заработками, среди которых кражи и бандитизм – не самое редкое из занятий. Считается, что убить человека в вижжe проще простого, поэтому “нормальные” горожане боятся приближаться к трущобам. Полиция даже не берётся расследовать внутренние кровавые разборки, полагая, что таким образом криминальный мир отчасти сам регулирует свою численность.

Вообще аргентинский криминалитет стал для меня настоящим пугалом, причем даже не столько благодаря конкретным околонезаконным личностям, сколько по причине заботы обо мне многочисленных доброжелателей. Каждый встречный, с которым удавалось перекинуться хотя бы парой слов, считал своим святим долгом посоветовать мне получше смотреть за своими вещами и не появляться вечером на улице. А когда я заявлял, что собираюсь путешествовать по стране на велосипеде, собеседник лишь разводил руками, да грустно, сочувствующе так смотрел в глаза – мол, “а ведь сразу и не скажешь что сумасшедший»!

За вином, в Мендосу.

Побывать в Аргентине и не увидеть знаменитых виноделен Мендосы — это значит заведомо обделить себя важной составляющей местной культуры. А ведь предгорья Анд, где сосредоточены основные центры возделывания виноградной лозы, знамениты еще и своими гаучо — лихими ковбоями аргентинской сьерры…

Эти мысли долгое время не давали мне покоя.

Но слишком уж далекa от запланированного маршрута вожделенная Мендоса! Когда до старта оставалось всего несколько дней, один из сотрудников Консульства России познакомил меня с русским парнем из Мендосы, приехавшим в Буэнос-Айрес по семейным делам.

Эта встреча изменила мои дальнейшие планы, поскольку выяснилось, что в столице аргентинского виноделия проходят последние приготовления к Вендимии — традиционному празднику урожая, знаменующему собой начало сбора винограда и закладки молодого вина.Упустить такой шанс я никак не мог. Поэтому, не мешкая, с радостью принял приглашение Андрея — моего нового друга — посетить Мендосу и некоторое время погостить в доме, который он арендует вместе с мамой. Так точка старта была передвинута на тысячу километров западнее Буэнос-Айреса. Я сел на рейсовый автобус и полный самых радужных предвкушений отправился к подножию cедых Анд.

Винный карнавал.

Как и все города Аргентины, Мендоса - это сетка прямых улиц, пересекающихся под прямым же углом, на которых выстроились вереницы малоэтажек с магазинчиками, бюро и маленькими кафе. Обилие зелени и скверов превратили город в уютное гнездышко, привлекающее немало туристов, прежде всего из самой Аргентины. Но уют можно ощутить и дома, а вот увидеть своими глазами знаменитые винодельни и насладиться путешествием по удивительному миру аргентинского вина можно только здесь, в этих краях.

Виноградарство было основано в Аргентине в середине 16-го века, вместе с приходом монахов ордена Игнатия Лойолы. Вслед за святыми отцами в страну прибыли первые переселенцы из старого света: испанцы, итальянцы, французы и немцы. Эмигранты привезли с собой саженцы полюбившихся на родине сортов винограда и многовековые традиции виноделия, свойственные той или иной стране. Поэтому сегодня только в Аргентине и Чили можно увидеть растущие по соседству Темпранильо и Рислинг, Малбек и Санджовезе, Шабли и Торронтес.

Снова в пути.

Наконец наступил долгожданный час икс, когда полный тревог и как первоклассник неуверенный в себе, я наконец остался один на один с черным полотном дороги, ведущим в неизвестные дали. Алексей, по-братски заботясь, проводил меня за черту города и, не взирая на отчаянные протесты, попросил дежурившую неподалеку полицейскую машину проехать за мной еще несколько километров, пока позади не останутся вижжи, с их небезопасным населением. Крепко обнявшись, мы расстались как старые добрые друзья. Все же, везет мне на хороших людей!

Щёлк! И город остался лишь ярким воспоминанием. Щёлк! И все внимание переключилось на текущий момент. Потихоньку, с каждым часом все более оживают и набирают силу забытые было рефлексы, а мысли, до сих пор роившиеся в голове, нехотя уступают место ВОСПРИЯТИЮ.

Годами я воспитывал в себе привычку отключать поток мыслей, заменяя его полусознательным (или, если хотите, полунадсознательным) состоянием, призванным активизировать замедленные в обычном состоянии реакции тела на происходящее вокруг. До сих пор это удается не всегда. Но когда получается, происходит удивительная вещь - организм сам вырабатывает необходимый ритм, следит за недопущением перегрузок, а главное - позволяет чувствовать опасности на расстоянии. Руководствуясь глубинными ощущениями, я выбираю место для ночлега, решаю остановиться в том или ином населенном (не населённом) месте, стоит ли общаться с тем или иным человеком…

Постепенно место надоедливого внутреннего диалога отвоевывает… музыка. Она разная и напрямую зависит от окружающего пейзажа. Может быть классика, фольклорная музыка или, например, блюз. А вслед за ней приходит медитативное состояние, в котором превалирует тишина и направленность на восприятие окружающего.

Первые километры преодолевал не спеша, внимательно вслушиваясь в шуршание резины, скрипы и стуки. Малейшие изменения характерных звуков могут сказать иногда больше, чем визуальный осмотр. Сейчас, когда механизмы работают как часики слаженно, стараюсь запомнить все звуковые нюансы: ШШШ...-мерно шелестит новая резина; ффффф...- шепелявит застрявший в спицах ветерок. Солнышко горячо целует мои голые ноги и неосмотрительно вылезший из-под панамы нос. Перегретый асфальт заставляет воздух вибрировать, создавая причудливые оптические эффекты. По мере движения светила тени становятся все длиннее, придавая окружающим дорогу пейзажам объем и почти неправдоподобную осязаемость. А воздух, с каждой минутой становясь невесомее, наполняется ароматами приближающегося вечера... Боже, как люблю я эти прекрасные моменты тихого прощания! Так бы и ехал часы напролет, пронизывая телом густые лучи заходящего солнышка. Лишь ноги, напоминая о себе назойливой болью, заставляют поумерить романтические устремления.

Стараюсь очень внимательно относиться к своей «ходовой», памятуя о неприятностях, постигших меня в Австралии. Тогда, практически на старте, из-за элементарного мальчишества у меня едва не отказали ноги. Хотелось ехать быстрее, но в результате, неделю с трудом преодолевал по 35-40 километров в день, а невольная мысль о возвращении в Ригу на инвалидной коляске сводила с ума. Поэтому сейчас проезжаю не более 60-70 километров в день, постоянно делая остановки для съемок и знакомства с окружающим дорогу миром. Разогреваюсь в прямому и переносному смысле.

Большая часть маршрута по cеверо-западу Аргентины проложена мной через винодельческий пояс страны. Поэтому окрестности изобилуют аккуратными виноградниками, обрамленными живыми изгородями из небольших деревьев айвы. Срезанные прямо с лозы ягоды так вкусны и сладки, что не замечаешь переедания. В результате - недовольный желудок старается побыстрее отделаться от обузы... со всеми, пардон, вытекающими из него неприятными последствиями. И все же виноград - идеальная пища! Лет восемь назад, когда почти без денег я путешествовал по Южной Европе, виноград и хлеб составляли основу рациона. Про концентраты даже и думать не хотелось. А еще здорово выручало крестьянское вино, которое получают выдавливанием сока при помощи ног (в Аргентине его называют “вино патеро”). Здесь этого добра, к счастью, хватает. Литр не очень благородного, но вкусного и ароматного вина стоит всего 1 песо (20 сант.) В чистом виде, да на жаре, оно действует подобно боксерской перчатке. Но будучи смешанным с водой 1/1 или 1/2, отлично утоляет жажду. Кстати, аргентинцы предпочитают вино разводить газировкой. Недурно. Рекомендую попробовать!

Любовь к кактусам.

Вскоре дорога начала плавно подниматься и злобные насекомые уступили место совершенно непредсказуемым ветрам. Удивительная вещь! - впервые я стал свидетелем того, как в течение часа ветер раз десять кардинально менял направление. На небе, тем временем, творилось нечто невообразимое: чистый небосклон вдруг закрывали тучи, многообещающе сверкали молнии, и... тут же небо снова очищалось.

Так продолжалось несколько мучительных дней. Резкие перепады давления и постоянно меняющийся ветер подточили силы. Ежеминутно приходилось прилагать различные усилия для преодоления участков дороги с одинаковым рельефом и это, поверьте, было ужасно.

Стремительная смена погоды внесла хаос в ощущения и подавила сознание. Порой казалось даже, что начинаешь сходить с ума, а все происходящее – бред воспаленного мозга. Серо - зеленый пейзаж из одинаковых агрессивно колючих кустов, простирающийся от горизонта до горизонта, только подчеркивал нереальность происходящего. Я ощущал себя прочно застрявшим в каком-то ином измерении, где время и пространство подобно глине налипают на колеса, а проклятый изматывающий ветер довершает черное дело, парализуя и без того еле живую волю. Как же трудно было заставить тело двигаться вперед!

В себя приходил лишь по вечерам, когда прячась от ветра, залезал в любое подходящее укрытие, чтобы выспаться и накопить хоть чуточку сил для предстоящего дня. Вскоре, к счастью, репетиция к концу света закончилась, уступив место на сей раз приятным потрясениям. И первым чудом, под магическим воздействием которого я нахожусь до сих пор, стали… кактусы. Никогда бы не подумал, что эти, в общем – то незамысловатые и уж совсем не дружелюбные растения могут иметь столь притягательное воздействие!

Valle de la Luna.

В Валле де ла Луна доехал без потерь, скорее наоборот, – приобрел изрядный слой дорожной пыли, равномерно покрывшей детали велосипеда, багаж и всю мою одежду. Пепельно-серый “прикид” был под стать открывшемуся виду, на все 100% оправдывающему свое романтическое название (букв. Лунная долина). В огромном, примерно 10 на 15 километров естественном котловане разместился изумительный по красоте парк «Ишигуаласто», в котором сохраняется не только уникальная природа, но и естественные разрезы земной коры, позволяющие шаг за шагом отслеживать историю нашей планеты. Предмет особой гордости парка - многочисленные кости динозавров, которые благодаря эрозии частенько выходят прямо на поверхность. Поэтому, невзирая на ужасную сухость и испепеляющую жару, палеонтологи работают здесь практически безвылазно, выкапывая все новые окаменевшие свидетельства бурной молодости нашей планеты.

Работники парка очень по-дружески отнеслись ко мне, предложив бесплатный кров, душ и, самое главное, возможность перемешаться по парку без сопровождения рейнджеров, что вообще-то категорически запрещено.

Как рождаются легенды.

На подъездах к населенной местности стали попадаться миниатюрные часовенки. И если поначалу я мало обращал на них внимание, то вскоре придорожные божницы не только завладели умом, но и заинтриговали. Собственно, в них нет ничего необычного. В любой католической стране мира очень популярно возведение придорожных алтариков, где каждый верующий, остановившись, может вознести молитвы Всевышнему. Как правило, это всего лишь кирпичная коробка метр на метр с крестиком наверху и небольшой иконкой внутри, изображающей Деву Марию с Младенцем или Иисуса Христа. Но эти часовенки слишком уж выделялись на фоне традиционных: некоторые, расположенные на естественных возвышенностях, были буквально обложены пластиковыми бутылками с водой. Другие отличались ярко-красным цветом, красными же флажками по бокам и такого же цвета утварью. Но главное - в центре, на фоне креста, стоял не Иисус, а… молодой ковбой-гаучо! Интересно, что опрошенные мною богомольцы не смогли внятно объяснить, откуда взялись эти часовни и какие истории связаны с их появлением. Это, впрочем, нисколько не мешало им возносить молитвы. Сгорая от любопытства, я решил во что бы то ни стало разобраться. Однако, вопреки ожиданиям, потребовалось несколько долгих недель, прежде чем, перелопатив кучу информации, по крупицам мне удалось таки выяснить, в чем дело. Ниже привожу вашему вниманию две грустные легенды, любопытные прежде всего тем, что наглядно показывают, как реальные события обрастают домыслами и даже становится предметом религиозного культа. При этом я искренне уважаю чувства верующих (к сожалению, не всегда знающих, чему они поклоняются).

История первая. Дифунта Корреа (букв. гибель Корреа).

В 1840 году, в городе Сан Хуан жил весьма почтенный и образованный старик Дон Педро Коррео, который был очень дружен с губернатором округа и даже являлся его неофициальным советником. К сожалению, у губернатора было немало политических врагов. После его смерти, осмелев, они стали преследовать семейство Дона Педро. Особенно доставалось его хорошенькой дочери. Завистники и оппоненты, жаждующие смерти старика, буквально прохода не давали бедной девушке, склоняя ее к браку с представителем противоположного лагеря. Но гордая Корреа вышла замуж за любимого человека и даже родила от него ребенка. Вскоре отцу и мужу девушки пришлось бежать из города, поскольку, заочно, недобрoжелатели вынесли им смертный приговор и лишь ждали удобного момента для расправы. Оставшись одна, Корреа не смогла жить в страхе за свою жизнь, жизнь своего ребенка и близких. И вот однажды, отчаявшись, она решила бежать в Ла Риоха, за несколько сот километров, через пустыню, туда, где надеялась укрыться в безопасности. Почему девица осталась одна, с ребёнком на руках, история умалчивает.

Девушке так и не суждено было добраться до цели. Измученная, она умерла от жажды на вершине маленького холма, на котором ее и заметили проезжавшие мимо торговцы. Каково же было их удивление, когда в объятиях трупа они заметили живого ребенка, сосущего мертвую грудь. По преданию, последнее, о чем умирая женщина молила Господа, было не дать иссякнуть молоку в груди.

Корреа похоронили неподалеку от рокового холма. А спустя некоторое время люди, потрясенные рассказом о чуде, начали приходить на могилу девушки, принося с собой цветы и воду, чтобы она никогда больше не нуждалась в живительной влаге. Взамен паломники просят помочь им избавится от болезней, решить семейные проблемы, найти свой жизненный путь, обещая в случае помощи принести самое ценное, что у них есть. И действительно, в некоторых местах у алтарей можно увидеть боксерские перчатки, велосипеды, иконы, одежду, отдельные детали от автомобилей и даже полный свадебный наряд невесты. А относительно недавно появилась организация, которая стала эти вещи собирать и раздавать нуждающимся. Ее представители даже бесплатно дают на прокат свадебные платья тем бедным девушкам, семьи которых не в состоянии купить наряд новобрачной.

История вторая. Гаучито Хиль (букв. маленький гаучо Хиль) или Крестовый Хиль.

Примерно в 1847 году, в провинции Кориентес родился мальчик, которому дали имя Хиль. Это было смутное время борьбы различных группировок за власть. Поэтому, как только молодой человек достиг совершеннолетия, его призвали в одну из армий местных борцов за власть. Хиль отказался подчиниться, справедливо считая, что нет более постыдного и грязного дела, чем война между соотечественниками. Его объявили дезертиром и юноша, вместе с единомышленниками, вынужден был скрыться в окрестных горах. Вскоре он прославился тем, что стал вести образ жизни благородного разбойника: грабил богатых и нечистых на руку землевладельцев и раздавал их имущество несправедливо обделенным. Современники утверждали, что Гаучито способен был лечить руками, снимать боль и даже гипнотизировать людей. Как бы там ни было, но однажды, заманив в ловушку, его схватил военный патруль.

Рассказывая на допросе о причинах дезертирства, Хиль поведал, что видел сон, в котором ему явился один из богов индейцев гуарани и сказал, что вовсе нет причин для кровопролития и вражды между братьями. Поэтому, подчиняясь голосу, он-де и ушел в горы. Над молодым человеком посмеялись и решили пeредать дело военному трибуналу, который располагался в городке Гома.

В дороге, сопровождавший узника сержант, по какой-то причине решил убить Хиля. Юноша просил этого не делать, поскольку благодаря ходатайству родственников, приказ о его помиловании был уже в дороге, и если сержант не одумается, то вместе с бумагой о помиловании получит и страшную новость о неизлечимой болезни единственного сына.

Хиля, несмотря на отчаянные мольбы, привязали за ноги к дереву. Последнее, что выкрикнул Гаучито, было следующее: «Ты, который прольет сейчас кровь невинного, проси меня через Бога сделать чудо, и я спасу твоего ребенка!» Попытка расстрелять Хиля ни к чему не привела - пули отскакивали от тела, будто заговоренные. Тогда взбешенный и напуганный сержант подбежал к жертве и собственноручно перерезал яремную вену. На землю пролилось много крови...

По прибытии в Гома все случилось так, как и предсказывалось. Упав на колени, сержант взмолился, с ужасом поняв вдруг, что натворил. И, о чудо! На следующее утро безнадежно больной сын убийцы встал с постели.

Сержант вернулся к месту преступления и вырезал большой крест из того самого дерева, на котором висел Хиль, установив его в месте, где пролилась невинная кровь. Именно поэтому все, что связано с культом Гаучито, должно быть красного цвета: свечи, кресты, цветы и даже посуда. В народе, особенно в среде гаучо (о них я еще расскажу), история о непризнанном официальной церковью святом стала очень популярной. Считается, что чудесная сила Гаучито помогает всем обездоленным и несправедливо обиженным. А в северо-западных пампасах его почитают как скорого помощника и покровителя путешествующих.

Благополучно миновав маленький, словно игрушечный, городок Ла Риоха, я довольно быстро оказался в засушливых гористых пределах провинции Катамарка, с ee продуваемыми насквозь долинами и многочисленными солончаками. К описываемому времени я успел уже несколько раз обгореть. Постоянно шелушащаяся кожа стала для меня таким же привычным явлением, как восход и закат на вечно голубом небе. Ноги и руки приобрели здоровый бронзовый оттенок, а заметно налившиеся и окрепшие мышцы создали то, что я называю чувством психологического комфорта. Я очень люблю это дорожное преображение, поскольку всякий раз заново ощущаю себя двадцатилетним мальчишкой, которому любые трудности нипочем. Безжалостное время вдруг ослабляет свою хватку, давая вновь почувствовать себя полным сил оболтусом, без оглядки пускающимся в самые дерзкие авантюры. К сожалению, город превращает нас в ходячие развалины, расхолаживает, безвременно старит. А здесь, среди трудностей пути, на свежем воздухе, да на лоне суровой природы вновь чувствуешь себя настоящим мужчиной. Вслед за этим сладостным ощущением приходит и чувство уплотнения времени, когда часы и минуты пролетают столь незаметно, что невольно начинаешь оперировать целыми неделями и даже месяцами. А может, это мое время остановилось и летит оно вовсе не здесь, а там, в далекой Латвии? Быть может, быть может…

Оливковая империя.

Продолжая неспешное продвижение на север, в сторону Тукумана, я пересек обширное сухое плато Пипанко, раскинувшееся у подножия мощного хребта Амбато. Здесь, у селения Колпес, меня ожидал приятный сюрприз в виде, как выяснилось, крупнейшей в Аргентине частной плантации оливковых деревьев. Засушливые склоны Амбато как нельзя более подходят для выращивания этих неприхотливых долгожителей.

Всегда с огромным уважением отношусь к людям, которые нашли в жизни свое призвание. И мой новый знакомый, главный менеджер плантации, господин Хойен (кстати, один из потомков немцев Поволжья), оказался именно из этой категории людей. Он устроил для “соотечественника” целую экскурсию по плантации и маслобойне, с гордостью рассказывая, как в течение лишь нескольких лет группа энтузиастов превратила кусок пустыни в оливковый рай. Аргентинская эмоциональность прекрасно ужилась в нем с чисто немецкими трудолюбием и практичностью. А вполне понятная гордость за созданное своими руками чудо сделало похожим на ребенка, получившего в подарок новейшую модель радиоуправляемой машины.

Джунгли и апельсиновый Тукуман.

На пути в Тукуман мне пришлось выдержать невероятный тяжелый подъем по крутому пыльному серпантину к перевалу, находящемуся на высоте свыше трех тысяч метров.

Почти пятьдесят километров подъема я проделал в полубредовом состоянии. Да и как иначе, ведь средняя скорость составляла около 5 км в час, но и это требовало огромной физической отдачи и моральной: с трудом преодолеваешь очередной "пролет", а с него открывается еще несколько и конца-краю этому нет… Неудивительно поэтому, что половину пути пришлось пройти пешком, ибо не создано еще велосипеда, на котором можно было бы спокойно подниматься по горным кручам, да еще и с немалым багажом.

Когда я уже почти смирился с тем, что остаток жизни моей пройдет среди пустынных склонов, кактусов и колючек, подъем вдруг закончился. И после нескольких десятков километров по продуваемому ветрами плато начался стремительный спуск. Уже на подъездах к противоположному краю горного хребта характер растительности и сам климат столь разительно поменялись, что казалось, будто в одночасье я перенесся в иные широты.

Пасха по-индейски и аргентинское родео.

Ко времени прибытия в селение Амайча подходила к концу пасхальная неделя (Ла Семана Санта), и мне посчастливилось попасть на праздничную пенью. В испаноязычных странах пенья - это фольклорные вечера, которые устраиваются в некоторых харчевнях для привлечения клиентов, увеселения туристов и местных жителей. Пропуском на такую вечеринку служит обычно заказ напитков или какой-нибудь снеди. Bыступления обычно начинаются поздно вечером и заканчиваются глубоко за полночь.

Пенья явно была рассчитана на местных, об этом говорило как отсутствие туристов, так и исполняемый репертуар. По очереди, от самых пожилых до совсем молоденьких, индейцы диагита исполняли песни-коплас, которые скорее можно отнести к сказаниям в стиле наших былин, только вместо гуслей исполнители аккомпанировали себе на барабанах - каха. В заунывных голосах женщин, как в зеркале, отражались пустынные просторы затерянной в горах долины, ее суровая природа и размеренный столетиями ритм жизни.

Грустные сказания перемежались юмористическими песенками с неприличными куплетами. При этом по тональности они совершенно не отличались друг от друга, а вывод о содержании я делал лишь на основе наблюдений за слушателями. Неподготовленному человеку слушать коплас, с их непривычно высокими тонами и решительным отсутствием оражировки, довольно трудно: две-три песни, и на душе начинают скрести кошки.

K счастью, тоскливые звуки вскоре сменились бодрыми мелодиями чакарелы и большинство уже изрядно выпивших индейцев пустилось в пляс. А я тихонько смаковал в углу холодное пивo и не спеша размышлял о том, что наверное это и есть та самая загадочная интеграция, о которой у нас так много говорят, но никто толком не знает, что же это такое. Это когда сугубо индейское замечательно гармонично переплетается с пришлым. И… всем от этого хорошо.

На следующий день в местечке Килмес, у руин древнего поселения диагита, состоялся веселый праздник с песнями и танцами. Его основными действующими лицами были знаменитые гаучос, съехавшиеся со всех окрестных эстансий, чтобы отпраздновать Пасху и размять кости на традиционном родео.

Сегодня никто точно не может сказать, почему южноамериканских ковбоев стали называть гаучос. Возможно, корни этого слова следует искать в языке местных индейских племен, у которых похожее по звучанию слово означает "сирота". Гордые и темпераментные, гаучи издавна слывут отчаянными парнями, которым в седле и любви нет равных от степей южной Аргентины, до панамского перешейка.

Первые гаучос были в основном метисами, с молоком матерей впитавшими свободолюбие и ловкость индейцев с наглостью и расчетливостью белых. Таким образом, они имели преимущество и перед теми, и перед другими. Как правило, гаучами становились либо дезертиры и беглые преступники, либо те, у которых по той, или иной причине не сложились отношения с жестокими нравами общества времен конкисты.

Восхождение к Святому Антонию.

Сразу же за чертой города Сальта начался головокружительный подъем к небольшому городку с красивым названием Сан Антонио де Лос Кобрес. Местечко находится на аргентинской части Альтиплано (обширного высокогорного плато, раскинувшегося на территории Аргентины, Боливии и Перу), в стороне от основных магистралей.

Сан Антонио населяют в основном индейцы, что вместе с вышесказанным, очень привлекло мое внимание. Помимо прочего, представилась хорошая возможность, не слишком рискуя здоровьем, сделать акклиматизационный подъем на высоту 4000 метров. В дальнейшем мой путь проляжет на высотах не менее 3000 метров - пора приучать организм к разреженному воздуху высокогорья.

Так, с мыслями о полезном и очень полезном я начал свой полный драматизма подъем. В этом деле очень важно иметь побольше мотивов, иначе неизбежные высокие нагрузки отобьют всякую охоту преодолевать сложные участки пути, тем более горы. Свеженький, лоснящийся от сытой, вполне спокойной жизни в Сальте, первое время я даже испытывал своего рода кайф, ощущая слаженную работу тела. Маленькие горки удавалось брать сходу, да и те что побольше сдавались почти без боя.

Первые признаки усталости нисколько не охладили пыл и лишь включили механизм «превентивной рекламы», типа: «Велопрогулка в горах - лучшее средство от безделья!» или «Каждая сожженная килокалория - это твой вызов инфаркту!..» Вначале это действительно помогает позитивнее смотреть на тяготы пути. Вскоре, однако, на смену восторгу пришли угрюмость, одышка и довольно сильные мышечные боли. Оптимизм вместе с «ахами» относительно отрывающихся взору панорам стыдливо затаился в глубинах сознания, уступая место язвительному пессимизму: «Ну как, нравится? А ну-ка, поднажми еще немного и догонишь во-он ту шуструю гусеницу!» Ехал бы сейчас по низинной трассе и в ус не дул бы. Так нет же, надо мучаться, неизвестно зачем, да еще будучи нагруженным под завязку высланными из дома видео - фотопленками, запчастями и другим нужным, но таким тяжелым барахлом!

К середине 100-километрового подъема силы стали оставлять меня. Но тем и хороша дорога, что выбора практически нет. Можно, конечно, с легкостью скатиться вниз и вспоминать о трудностях, как о кошмарном сне. Но потеря самоуважения куда мучительнее физической боли. И вот наступает момент, когда кажется, что сил не осталось даже на то, чтобы поднять велосипед после очередного привала. Состояние выжатого лимона и полное равнодушие неудержимо тянут к земле. Именно так и гибнут люди, затерявшиеся в снежных пустынях севера, на горных склонах и в безводных песках. Может это и некорректное сравнение, но и там, и здесь важно хоть на что-то опереться. Меня всего чаще выручает элементарная злость. Злость на свою беспомощность, бессилие и слабохарактерность. Ярость открывает доступ к запасам «черного дня», сжимает волю до размеров точки и концентрирует ее на конечной цели. Как бы там ни было, но я с остервенением жму педали, слезаю с машины и плетусь пешком, вновь залезаю, и, задыхаясь, все же двигаюсь к цели, которая вдруг стала самой главной в жизни. От напряжения трясутся руки и ноги, темнеет в глазах, кровь в жилах пульсирует так, что кажется, вот-вот хлынет из ушей и горла…

Ночь застала меня в двадцати километрах от Сан Антонио, когда дорога вдруг выровнялась, словно уступив отчаянному напору взмыленных мышц. Но и этот, в общем-то простой, в обычной ситуации, участок дался с ужасным трудом. Шатаясь от усталости и мучимый сильнейшей головной болью, я ввалился в первую же ночлежку, до полусмерти испугав своим мертвенно - бледным видом молоденькую хозяйку. Бедняжка пару минут не могла вымолвить слова и лишь с не по-индейски широко открытыми глазами жалась к стенке, пока я наконец не прохрипел: «Здравствуйте, девушка! Прекрасная ночь, не правда ли?» Через несколько мгновений, как был одетый, не дождавшись чая, я уже спал, забывшись тем особенно крепким сном, который служит желанным трофеем человека, одержавшего важнейшую победу - победу над собой.

Половину следующего дня, одолеваемый горной болезнью, я провел в постели, совершая лишь короткие вылазки для перекусов и звонков. Недостаток кислорода по-разному влияет на людей. Обычно пребывание на высоте сопровождается головными болями, привкусом железа во рту, вялостью, тошнотой и головокружениями. Одни становятся раздражительными, другие впадают в апатию, у третьих появляется чувство эйфории. Сколько людей, столько и симптомов «сороче» (индейское название горной болезни). У ослабленного человека, в худшем случае, на высоте может даже развиться отек легких, но, к счастью, это бывает довольно редко. Лучшее лекарство от сороче - в меру подвижный образ жизни и обильное питье, с добавлением органических кислот, таких как лимонная кислота. В Андах хорошо помогает чай, заваренный на листьях коки.

К счастью, на третий день горная болезнь отступила, вернув вместе с завидным аппетитом и потускневшие было краски жизни. Впрочем, Сан Антонио от этого, к сожалению, не выиграл. Продуваемый холодными ветрами, пыльный и жалкий, он являет собой олицетворение собирательного образа Дыры, затерянной среди угрюмых гор и всеми позабытый. Вдоль грязных улиц выстроились глинобитные дома - близнецы, обшарпанные и без намека на внешнюю отделку. Столь же уныло выглядит и население городка - сонные, помятые мужчины, слоняющиеся без дела, да неопрятные женщины, о чем-то судачащие на перекрестках. Лишь белые халаты стайками идущих на занятия школьников вносят хоть какое-то разнообразие в пыльные краски Сан Антонио.

Белые халаты в Аргентине и некоторых других странах Латинской Америки давно стали обязательной верхней одеждой всех учащихся муниципальных учебных заведений. По мнению правительства, белые халаты подчеркивают одинаковые права и возможности, сводя у ребят на нет зависть или чувство неполноценности по отношению к своим более богатым сверстникам, что для социально пестрого общества очень актуально.

Специальные формы носят лишь учащиеся частных школ, родители которых могут позволить себе подобное недешевое удовольствие. По-моему, идея с халатами вполне удачна, тем более что белый цвет приучает к чистоте, да и на дороге школьника видно издалека.

По холодной «Дороге смерти».

Следуя по змеящейся среди аккуратных полей и неприступных скал дороге, я направился в Уюни – городок, расположенный на боливийской части Альтиплано. Плато имеет много неровностей и разрезов, и один из таких участков встал на моем пути. "Странно, что имеющая стратегическое значение дорога находится в столь плачевном состоянии", - угрюмо думал я, методично отбивая о скачущее седло велосипеда свое уже не мягкое место. Вскоре «магистраль» превратилась в «американские горки» с перепадами высот в тысячу метров и ощущением полной бессмысленности дальнейшего продвижения. Охотно верю, что индейцы считают всех велосипедистов повредившимися умом. Только идиоту может прийти в голову идея путешествовать по горам на велосипеде, когда есть возможность передвигаться на джипе. Эти мысли без труда читались на обычно непроницаемых лицах встреченных кампесинос (крестьян).

Вкусив аттракциона и будучи полумертвым от физического истощения, я вынужден был тормознуть попутный джип и оставшиеся до Альтиплано 50 километров проехал в относительном комфорте отчаянно трясущийся машины. О сложности этого участка говорит тот факт, что ехать пришлось 3 часа, при этом шофер проявлял чудеса владения техникой, что впрочем, не мешало мне мысленно креститься всякий раз, когда колесо машины проходило в считанных сантиметрах от пропасти.

Тем временем мои попутчики, презрев опасность, наслаждались песнями на языке кечуа, громко лившимися из видавших виды динамиков или вовсе сладко дремали, не забывая впрочем пожевывать набитые за щеку листья коки. Для них захватывающее дух путешествие через горы - лишь банальная поездка, давно ставшая привычным делом.

В труднодоступных горных районах Анд общественным транспортом служат либо джипы, либо грузовики повышенной проходимости. Каждая такая машина, будучи, как правило, под завязку нагруженной разноцветными тюками и колоритными пассажирами, являет собой весьма занятное зрелище, напоминая эдакий механизированный Ноев ковчег - забавный подвижный островок среди гигантских волн, окружающих машину гор. Весело щебечущие попутчики на удивление терпеливо дышат пылью, трясутся на ухабах. Те же, кто не может платить (а таких в Боливии немало) передвигаются пешком, везя поклажу на спинах выносливых лам или на осликах. Стоит ли говорить, что из всех дорог в стране асфальтировано лишь несколько основных. Катастрофически ужасное состояние путепроводов и неосторожность водителей очень часто приводят к жертвам среди пассажиров. Об этом свидетельствуют многочисленные крестики, установленные родственниками у дорог в память о погибших. Однако, к символам смерти здесь относятся философски и выводов явно не делают. Да и зачем, ведь, по мнению индейцев, все в руках госпожи Пачамамы – Матери Земли.

Салар Де Уюни. Соляная Арктика.

Салар де Уюни ежегодно привлекает десятки тысяч туристов из разных концов света. Являясь без преувеличения уникальным местом, он дает шанс городку Уюни в будущем стать туристической меккой Альтиплано.

На 1000 кв. км paскинулось молочно-белoe поле соли, одно посещение которого стоит того, чтo бы приехать в Боливию.

Все это здорово, если бы не одно "но". А именно - отсутствие возможности нормально помыться. Абсолютно все алохамьентос (хостели) оборудованы нагревателями проточного типа, рассчитанными на температуру воды +15+20°С. Но здесь-то она в принципе не бывает выше +3+ 5°С! Поэтому, после молниеносной помывки приходится подолгу согреваться. Неудивительно, что многие индейцы предпочитают и вовсе не мыться, руководствуясь принципом "пусть моется тот, кому лень чесаться". Как хорошо, что боливийцы не понимают русских ругательств! Пусть же мои вопли, в перерывах между клацаньем зубов, так и останутся для них бурным выражением восторга от возможности помыться.

Мне предстояло совершить более чем 100 километровый бросок через Салар де Уюни, к подножию потухшего вулкана Тунупа, откуда дорога поведет меня дальше, в знаменитый город серебряных шахт Потоси. Ровная, как стол, поверхность плато представляет из себя слежавшиеся до твердости асфальта кристаллы хлорида натрия, искрящиеся под мощными лучами солнца всеми оттенками белого. Полуметровый слой соли прячет под собой никогда не высыхающую линзу насыщенного рассола, достигающую глубины нескольких метров. В сезон дождей не редки случаи, когда путешествующие на джипах искатели приключений бесследно исчезают в коварных ловушках Салар де Уюни, становясь заживо засоленными трофеями солончака.

Уже с первых километров необычного путешествия словно переносишься в мир фантазий старика Дали. Здесь нет звуков, а яркий, многократно отраженный свет столь материален, что кажется, его можно потрогать руками. Здесь время и расстояния столь же абстрактны как и легкомысленно парящие над горизонтом далекие вершины гор. Здесь нет ничего, но это Ничто столь самодостаточно, что с удовольствием подчиняешься его силе, без остатка растворяясь в белом безмолвии пустыни.

Но даже на этой нерукотворной иллюстрации к фантастическим романам живут люди, ухитряясь не только сводить концы с концами, но и не плохо зарабатывать, эксплуатируя солончак в корыстных целях.

Эх! Чего только не придумало человечество для отдыха и развлечений: замки из песка, отели изо льда, из стекла и даже из мусора. Не знаю, есть ли в мире отели из сахара, но из соли есть точно, и в одном из таких отелей под названием “Плая Бланка” я и заночевал. Хозяином этого уникального в своем роде строения является индеец кечуа Хосе Луис Кондоли, которому девять лет назад пришла в голову смелая идея соорудить экологически чистую гостиницу из подручных материалов, в изобилии находящихся прямо под ногами.

На возведение отеля потребовалось девять месяцев кропотливой работы. Прямоугольные блоки вырезались из наиболее толстых слоев соляного панциря Салар де Уюни, а раствором послужила смесь из молотой соли с водой. Высохнув, такая паста затвердевает не хуже цемента. Кровлю пришлось сделать традиционной - из травы, произрастающей в окрестных пампасах и полупрозрачного пластика. Зато внутри пол, нехитрая мебель и даже кровати, покрытые теплыми шкурами лам, сделаны из соли.

Несмотря на громкое название «отель» и 20 долларов за ночлег условия проживания здесь спартанские - нет обогрева, хотя ночью температура на солончаке может опускаться до -15 градусов, отсутствуют душ и освещение. Но свечи лишь добавляют романтики, а неудобства вполне компенсирует солевая экзотика. Во всяком случае недостатка в посетителях отель не испытывает. То и дело сюда подъезжают джипы с туристами, желающими провести романтическую ночь на ложе из соли, либо просто попить чайку в стенах, сложенных из столь экзотичного материала.

Будни боливийской глубинки.

Почти закончив пересечение Салар де Уюни, я неожиданно наткнулся на совершенно фантастический, маленький, затерянный среди белоснежных соляных просторов остров гигантских кактусов. Любопытно, что местные индейцы называют этот остров "Рыбацким". Надо отдать должное их остроумию и чувству юмора!

Кажется, природа намеренно выбрала это уединенное место для своих дизайнерских экспериментов. Смело сочетая мертвое и живое, ей удалось создать захватывающую картину взаимопроникновения жизни и смерти. Колючий оазис среди белой пустыни кажется чем-то невозможным и тем более притягивает, заставляет восхищаться той огромной силой, с которой живая природа утверждает свое право на существование. Каждое растение острова по-своему уникально: ветвистые, прямые как столбы, ощетинившиеся жесткими колючками, или с виду пушистые кактусы постоянно меняются по мере движения солнца по небу - словно примеривают на себя разноцветные одёжки. Рассматривая колючих великанов, невольно получаешь заряд оптимизма. Красота - понятие абстрактное и даже будучи столь колючей, волшебным образом настраивает на позитивный лад.

В бегстве от низких ночных температур, а также отчаянно пытаясь нагнать вечно ускользающей график, подобно киту, на полном ходу я выбросился на берег Салар де Уюни, к подножию потухшего вулкана Тунупа, где и завяз накрепко в пудре из смеси пыли и пепла, исторгнутого вулканом. Несколько часов барахтанья превратили меня в подвижную гипсовую статую «Мальчик, толкающий велосипед». Толстенный слой однотонной взвеси равномерно лег на все, что имело хоть какую-то поверхность. Одна пожилая впечатлительная лама от переизбытка эмоций даже плюнула мне вслед – на, мол, умойся!

Вскорe, к счастью, дорога вывела меня на более–менее приемлемые для езды горизонты и дала, наконец, возможность осмотреться по сторонам. Поскольку путь пролегал по относительно ровной поверхности, любая возвышенность позволяла окинуть взглядом добрые 50-70 км окрестностей. Любопытно, что большая часть земель оказалась используемой для сельскохозяйственных нужд, при этом ума не приложу, откуда взялось столько рабочих рук, чтобы перелопатить тысячи гектаров тяжелой каменистой почвы, ведь почти все немногочисленные деревеньки, встреченные на пути, практически пустовали!

Как правило, народ обрабатывает древние родовые земли, доставшиеся в наследство от времен, корнями уходящих еще к доинкскому периоду. Способ обработки наделов с тех пор почти не изменился: лопата–ковырялка, тяпка, примитивный плуг и… огромное количество физических затрат. Конечно, больших урожаев из земли aльтиплано при помощи таких инструментов не выбьешь. Но на жизнь, судя по всему, хватает. Крестьяне отдаленных от городов территорий умудряются жить практически бeз денег, выменивая все необходимое на ближайших рынках. Разменной мoнетой служат кока, маис, да картофель.

Под стать климату и здешние индейцы: суровы и замкнуты, но при этом очень трудолюбивы и добросердечны. Каждый встречный обязательно вежливо поздоровается, однако в гости приглашать не станет – не принято это, да и чего приглашать–то? Угощать все равно нечем.

Крестьянские детишки радуют своей ненавязчивостью: те, что посмелее, громко приветствуют и лишь самые многоопытные могут застенчиво попросить… конфетку.

Роскошный Город дьявола.

Миновав соленое озеро Поопо, вскоре я вновь оказался в плотном окружении гор. Здесь, в южной части Боливии, на высоте 4200 метров размеcтился один из самых интересных городов континента – Потоси. Pассказывая о нем, трудно избежать полярных определений: прекрасен и отвратителен, уютен и чужд... В этом особый секрет, если хотите, зловещий шарм Потоси – города, отмеченного перстом самого дьявола.

Вероятно Боливия так и оказалась бы захолустьем испанской империи, если бы в 1544 году индеец Диего Уальпа не обнаружил в одной из гор богатейшие из известных в то время залежeй серебра. Это и определило незавидную участь страны, вплоть до 18 века поставлявшей Испании средства для ее военных предприятий и сырье для изготовления предметов роскоши. Только за 100 лет варварской добычи серебра, официально в Европу было вывезено более 16 тысяч тонн (!) благородного металла. Сколько же было доставлено в виде контрабанды - одному Богу известно. И все это невообразимое количество серебра дала одна-единственная Серро–Рико (Богатая Гора), у подножия которой и был основан величественный и ужасный Потоси.

Более неподходяще место для строительства трудно себе даже вообразить: город находится в сейсмически активной зоне (землетрясения унесли немало жизней потосинцев), а дома стоят на столь крутых склонах, что приходится порой едва ли не карабкаться с улицы на улицу. Прибавьте к этому суровый климат пуны – высокогорной пустыни Анд, и вы лишь отчасти получите представление о незавидных условиях жизни в Потоси.

Но большие деньги сделали невозможное. И «врата ада», как когда-то назвал шахты Серро-Рико один монах – доминиканец, превратили Потоси в один из богатейших городов мира того времени. Лондон и Париж XVI века были лишь тенью роскоши, в которой купался Потоси. Город и сейчас поражает воображение, на каждом шагу удивляя старинными улицами с отголосками переполнявшего их изобилия, соборами, виллами знати, сохранившими остатки былого величия и красоты.

В проектировании Потоси принимали участие известнейшие архитекторы, скульпторы и художники того времени. Oтцы города «выписывали» мастеров из Европы, не считаясь со средствами. В результате, в самой глубинке Анд сегодня можно совершить путешествие в типичный европейский средневековой город, населенный... индейцами. Их яркие одежды и причудливые головные уборы придают старинным кварталам своеобразный колорит!

Но за богатой отделкой зданий и буквально каждой из серебряных вещей, созданных руками ювелиров Потоси, увы, стоят тысячи загубленных душ. Испанцы силой заставляли индейцев работать в шахтах и на стройках, ни сколько не заботясь об условиях и безопасности. Рабочие гибли сотнями, но на смену им тут же приходила свежая сила.

Едва возникнув, Потоси быстро превратился в огромный концлагерь. Сегодня никто не берется привести даже примерную цифру жертв алчности Испании. Ореол скорби и по сей день витает над городом, а местные жители почти привыкли к привидениям, населяющим старые постройки. Говорят, что это души хозяев домов не могут найти покоя в городе, построенном на людских костях. Не удивительно, что жители Потоси считаются в Боливии самыми угрюмыми и неразговорчивыми.

Мистикой окутана едва ли не каждая улица. Любой потосинец сходу расскажет десяток душещипательных историй, случившихся с его родственниками или друзьями. Но если в рассказах о духах можно кое-что и присочинить для пущего эффекта или просто подшутить над слушателем – простофилей, запугав его страшилками, то когда речь заходит о Старике или Дяде, серьезными становятся даже самые легкомысленные болтуны.

Большую часть населения Потоси составляют шахтеры и их семьи, всецело завиящие от скудных подачек некогда богатой Серро–Рико. Неудивительно поэтому, что добытчики, будучи в общем-то примерными католиками, не забывают Дьявола, ведь мрачно подземелье – его, рогатого, стихия.

То ли ужасные условия работы и постоянное дыхание смерти в затылок, то ли таинственные видения в вечной темноте шахт, или нечто более реальное породило этот культ, неизвестно. Но вот уже более трехсот лет среди индейцев существует стойкая вера в ЭльТио (Старика) – хранителя недр.

С точки зрения шахтеров, чертовщина, населяющая глубокие провалы, столь же реальна как и порода, которую они добывают при помощи динамита, кирок и лопат. Ни один индеец не выйдет на работу, прежде не поделившись со Стариком окурком, кокой или порцией дешевой водки. Горе тому, кто осмелится оскорбить Хозяина или посягнет на подношения: oдни навсегда теряются в лабиринтах шахт, другие уже на поверхности умирают от неизвестных болезней или становятся жертвами несчастных случаев. Старик жесток, но справедлив: честным и упорным он дает шанс наткнуться на спасительную жилу.

Век шахтера недолог. Даже если он и выживет спустя 8–10 лет работы на шахте, его ожидает быстрое угасание от силикоза. Люди знают об этом, но работают, ведь семьи кормить как-то надо. Быть может поэтому союз шахтеров так силен. Они всегда готовы придти друг другу на помощь. Братство обреченных? Вероятно, так. С нарушителями законов расправляются жестоко: мало ли в забое случается аварий? Ну оступился человек, засыпало... Глядишь, и Старик серебра подкинет. Любит он, шельма, свеженькое.

Что до мистики, то у меня в Потоси произошел один любопытный случай. Будучи едва ли не единственным европейцем, посетившим небольшой индейский праздник, я увлекся съемкой лиц участников. Естественно, моя белая физиономия и волосы сильно выделялись на общесмуглом фоне, поэтому некоторое время я был в центре внимания людей. Вероятно, не всем из них нравилась моя суета (белых в Южной Америке вообще не любят), во всяком случае, ни с того, ни с сего мой репортерский, «пуленепробиваемый» NIKON вдруг напрочь отказался работать. Я не имел возможности даже пленку перемотать. Чтобы вытащить из камеры, ее пришлось засветить. В довершение бед, все установки “меню” в камере просто взбесились. Лишь спустя полчаса мне, находящемуся к тому времени в полуобморочном состоянии, любезно «позволили» продолжить съемки. Люди знающие пояснили, что вероятно я без разрешения снял одного из колдунов. Он то меня и наказал. Этим здесь никого не удивишь. Легко, мол, отделался. Вот и не верь сказкам!

Немного о боливийски колдунах.

К колдунам в Боливии отношение трепетное. Их побаиваются, избегают, но при этом почти каждая семья имеет своего доверенного знахаря, который «отвечает» за здоровье и благополучие клиентов. Часто такие партнерские отношения насчитывают несколько поколений, играя важную роль в повседневной жизни индейцев.

С приходом католичества древние обряды лишь немного видоизменились, обретя крест, строчки из Библии, святых заступников. Но вера в духов, равно как в древних богов осталась практически такой же сильной, как и сотни лет назад, когда без ворожбы индейские вожди не смели даже подумать о каком бы то ни было предприятии.

В центре большинства обрядов - акт поклонения Матери-Земле с приношением ей символической жертвы, общение с духами гор и своеобразное заключение с высшими силами «договора о сотрудничестве».

Стать колдуном совсем не просто. Надо иметь либо дар свыше, либо «породистых» родственников. Но даже в этом случае постижение тонкостей ремесла занимает долгие годы, за время которых будущие маги постигают науку распознавания трав и минералов, учатся насылать порчу, гипнотизировать, заговаривать, избавлять от сглаза и проклятий, а также гадать. Причем последнее подразумевает мастерское владение хиромантией, астрологией, магическими кубиками, гаданием на коке и расплавленном олове. Раз в несколько лет, когда наступает благоприятное сочетание светил, наиболее многоопытные и уважаемые члены колдовского совета устраивают обряд инициации, своего рода экзамен, на котором решают, достоин ли закончивший обучение заниматься магической практикой. Такие собрания проходят в строго охраняемых от посторонних глаз местах, имеющих, как правило, магнитные, гравитационные и другие аномалии (иначе - повышенный энергетический фон).

Таковых мест в Боливии предостаточно, и если бы не труднодоступность большинства из них, да и самой страны, то здесь давно уже бродили бы толпы уфологов, экстрасенсов и других любителей потусторонних ощущений.

В каждой из провинций имеются свои традиции колдовства, подразделяющиеся в свою очередь на «белые» и «чёрные». Последние, являясь более древними, имеют огромное влияние в индейском мире, сохранив множество обрядов еще доколумбовой эпохи. Так, например, до сих пор наряду с церемониальными убийствами лам изредка практикуются и человеческие жертвоприношения, во время которых накачанной наркотиками жертве вскрывают грудную клетку и вырывают сердце вместе с легкими, обагряя жертвенный камень кровью несчастного.

Неподалеку от озера Титикака, рядом с магистралью, связывающей Боливию и Перу, есть населенный пункт имеющий дурную славу. Жители Ла Паса и окрестностей ни за что не появятся здесь ночью без сопровождения хотя бы нескольких человек, поскольку, хоть это и не признается официально, здешние колдуны в своих обрядах используют человеческие внутренности и даже делают из них лекарства. Охотники за людьми изо всех сил стараются не светиться, выбирая жертв из числа одиночек без определенных занятий и места жительства. Инциденты с пропажей людей происходят в окрестностях озера едва ли не ежемесячно. Власти знают об этом, но побаиваются колдунов. Да и следов практически не остается. Криминальные дела если и заводятся, то быстро закрываются, ведь у каждого следователя есть семья, дети… Были случаи, когда слишком активные представители правоохранительных органов ни с того, ни с сего сходили с ума или совершали самоубийства.

Все же большинство обрядов вполне безобидны и направлены в основном на решение сиюминутных проблем. Благодаря бывшему студенту киевского университета, г-ну Флоресу, мне удалось не только побывать на одном из таких "мероприятий", но и принять в нем самое непосредственное участие.

Не ходите, девки, замуж!

Будучи проездом в Потоси, а затем и в других городах Боливии: Сукре, Санта Круз, Кочабамба и Ла Пас, я с удивлением обнаружил немало выходцев из Советского Союза. Понимаю - Аргентина, Чили, Уругвай, на худой конец... Но сюда-то что народ потянуло? Ведь не медом же намазана эта Богом забытая страна!

Причина оказалась простой и заслуживающей уважение - Amor! Именно любовь заставила юных красавиц бросить родину и податься вслед за смуглыми красавцами «в заграницу», подальше от постперестроечного бардака, с его бедностью, хамством и дефицитом.

Ах, как горели глаза любимого! Как много обещал он там, в неведомой Боливии! Как нежны были его поцелуи!.. В результате, 90 % эмигрантов - это девушки, вышедшие замуж за боливийских студентов и оказавшиеся в совершенно чужой стране, менее всего напоминавшей обещанные райские кущи. Стоит ли говорить, что большинство женщин либо уж развелись, либо находятся на грани разрыва. Не останавливает даже наличие общих детей. Главная причина разводов заключается отнюдь не в тяжелых условиях жизни (Союз воспитал удивительную терпимость к бытовым проблемам), а в пресловутой разнице менталитета. Боливийцы искренне верили, что везут на родину экзотическую редкость - беленькую покладистую хозяйку, которая будет молча работать женой, позволяя ему жить в свое удовольствие. Здесь так принято. Это явление называется мачизм (от слова «мачо») и означает безраздельную власть мужчины в семье, право на рукоприкладство, детей, на супружескую неверность и т.д.

Но наши женщины (оказывается!) воспитаны совсем иначе и готовы со скалкой в руках отстаивать свои законные права. Да и за словечком, в ответ на оскорбление, в карман не полезут. Ну и кому такое понравится!? Вот и живут красавицы в гордом одиночестве, довольствуясь случайными заработками, но мечтая о «большом и светлом».

Многие из женщин не имеют денег, чтобы вернуться домой, или разрешения на вывоз детей, ведь последнее и законное слово здесь всегда за отцом. Некоторые особо недальновидные женщины вообще находятся в стране нелегально. И таких здесь не единицы - сотни разбитых судеб и попранных надежд.

Чтобы не быть голословным, привожу рассказ одной двадцатидвухлетней девушки из Украины, для которой Боливия стала настоящим капканом. Пусть эту историю прочитают те, кто стремится выйти замуж за иностранца любой ценой. Естественно, имени девушки и города, где произошло наше знакомство, я не называю из этических соображений.

«... Я и понятия не имела, что это за Боливия такая. Южная Америка, другой континент, бананы, лето круглый год, попугаи - просто класс! Да и он был такой обходительный, внимательный, горячий. Не то, что наши аморфные мужички! Цветы, гад, дарил и все замуж предлагал выйти. Ну, я глупенькая - глаза в кучку – влюбилась в моего шоколадного мачо по уши и, не расписавшись, поехала за ним куда глаза глядят. Сначала мы жили во Франции. Все было просто замечательно. Потом переехали в Боливию, где влюбленная, я поначалу даже не обращала внимания на неустроенность жизни. Языка, естественно, ноль.

Да и зачем, ведь вскоре у нас родилась дочь, и я днями напролет сидела с ней. Муж вечно где-то пропадал и день ото дня становился ко мне все холоднее, вечно находя причину придраться или тему для ссоры. Нередко в ход шли кулаки. Ради ребенка я некоторое время терпела издевательства, но вскоре была вынуждена искать другую квартиру. И вот однажды муж явился ко мне, взял девочку (якобы погулять) и исчез. А на следующий день в дверь позвонила миграционная полиция, которую, как выяснилось, направил ко мне муженек. За нелегальное пребывание по просроченной визе мне начислили штраф в 2000 бол.(~ 230 ls), и теперь я вообще не знаю, что делать - ни дочки, ни денег, ни работы постоянной у меня нет. В счастье давно не верю. Помочь некому. Мечтаю только об одном - найти дочь и побыстрей отсюда уехать, хоть на все четыре стороны!»

Подобных историй мне довелось услышать немало. К чести девчонок, почти все они, рано или поздно, устраивают жизнь, обладая завидным трудолюбием и упорством, так не свойственным местным женщинам. Спустя годы лишений, некоторые даже сумели добиться хорошего положения в обществе. Но всякий раз оглядываясь назад, с ужасом вспоминают тот день, когда впервые услышали бодрое «Bienvenido a Bolivia!» (Добро пожаловать в Боливию!)

Староверы Боливии.

Впрочем, среди переселенцев немало и людей, сознательно остановивших свой выбор на Боливии и живущих здесь вполне счастливо. Я имею ввиду... староверов. Удивлены? Я тоже не мог сначала поверить, что в тропической зоне (подумать только!), неподалеку от Санта Круз обитает целая колония настоящих русских старообрядцев. Но информация была получена из телефонного разговора с консулом Посольства России в Боливии, что как вы понимаете, совершенно исключало розыгрыш. Поэтому, не медля, я поспешил увидеть чудо собственными глазами, благо деревня лежала почти на нитке моего маршрута.

В течение нескольких напряженных дней, горка за горкой, постепенно спустился я к теплу насыщенного испарениями Санта Круз. Благодаря тропическому климату и обилию плодородных равнин, сегодня это самая динамично развивающаяся часть страны, экспортирующая на южноамериканский рынок значительную часть овощей, фруктов, пшеницы и даже чая (весьма, кстати, недурного). А по экспорту сои провинция является абсолютным лидером на континенте, за что боливийцы должны быть благодарны большой японской общине и немцам (секте миннонитов), поселившихся в этих краях несколько десятилетий назад.

Как и большинство городов, созданных для бизнеса, Санта Круз произвел отталкивающее впечатление своей загруженностью, смогом, липкой жарой да обилием вороватых типов на улицах. Но даже это, наряду с необходимостью мыться два-три раза в день, не могло затмить радость от возможности надеть, наконец, шорты и футболку. После морозов высокогорья, смена одежды была воспринята как праздник тела. Так, будучи в радостном настроении, я и покатил на встречу с добровольными отшельниками, по ходу пытаясь вспомнить все, что касается старообрядчества и причин, побудивших носителей этой традиции рассеяться по белу свету.

Немного истории. Старообрядчество возникло в средине 17 века, когда в истории Русской Православной церкви произошло одно из самых драматических событий - церковный раскол. Стоявший в то время во главе церкви патриарх Никон самовольно и авторитарно, ни с кем не советуясь, начал реформирование русского православия по греческому образцу: изменил некоторые обряды, заменил древнее двуперстное знамение трехперстием, ввел в обиход новые книги и каноны.

Огромное число священников и простолюдинов воспротивилось новшествам, что повлекло за собой жестокие карательные акции, причем как со стороны церкви, так и со стороны царских властей. Тех, кто не пожелал изменить старым традициям, сжигали, вешали, ссылали на каторгу. Многие верующие, не дожидаясь расправы, устраивали массовые самоубийства. Только официально зарегистрировано более 20 тысяч случаев самосожжения, самоутопления и других форм суицида. Люди шли на смерть иногда целыми деревнями. Однако большинство староверов предпочло бежать в отдаленные районы Сибири, Дальнего Востока, Поморья и в Прибалтику. Кстати, в Латвии проживает самая многочисленная в мире старообрядческая община.

Впоследствии, после ряда интриг, на одном из православных Соборов Никон был осужден, лишен сана священнослужителя и разжалован в простые монахи. Но осуществленные им реформы никто так и не отменил. Любопытно, что сам Никон незадолго до смерти изменил свое отношение к новшествам, признав, что мол старая вера - вполне хороша. Как бы там ни было, но благодаря добровольной самоизоляции, в «бегстве от антихриста», староверам удалось в чистоте сохранить русскую культуру, обычаи и традиции. Сегодня их заслуженно считают своего рода генофондом нации, заповедником все еще таинственной русской души.

Высокогорная столица мира.

Дав возможность немного отогреться на тропических равнинах Боливии, дорога вновь повела меня в горы. Позади остались банановые плантации, заросли бамбука и полноводные реки, обрамленные стеной из буйной растительности. Чем выше, тем суровее климат, беднее мир живой природы. Зато воздух вновь приобретает ту поразительную прозрачность, которая даже голым холмам придает кричащую выразительность, свойственную высокогорью.

Задержавшись в Кочабамбе - городе вечной весны - ровно на столько, чтобы снять самую большую в мире статую Христа, да хоть немного перевести дух, не сбавляя темпа, я поспешил в Ла Пас, где спустя несколько дней совершил очередной промежуточный финиш. Пользуясь гостеприимством сотрудников Посольства России в Боливии, поселился в одном из залов бывшего торгпредства, где в моем распоряжении оказался прекрасный камин, живо напомнивший о родном доме с уютно потрескивающими в печке дровами.

Ла Пас находится в огромной естественной котловине, окруженной крутыми горными склонами. Одна сторона города граничит с расположенным несколько выше Альтиплано, другая упирается в мощный хребет, увенчанный седым вулканом Илльимани (6438 м) - самой высокой и почитаемой индейцами вершиной Боливии.

Построенный на высоте свыше 3000 метров над уровнем моря, Ла Пас считается самой высокогорной столицей мира, что не совсем верно, поскольку официальной столицей Боливии является маленький симпатичный Сукре, расположенный на юге страны. Однако, реальная власть и большая часть деловой активности страны сосредоточена все же в Ла Пасе. Этому не мешает даже бедный кислородом воздух сурового высокогорья. Из примерно 8 миллионов граждан Боливии около миллиона проживают в Ла Пасе, что в общем-то не много, но сверху, на спуске с Альтиплано, город кажется огромным из-за многих тысяч неказистых домиков бедноты, облепивших все мало-мальски пригодные для строительства склоны котловины. Одному Богу известно, каким образом хлипкие постройки удерживаются на своих местах!

У всех, впервые посещающих Ла Пас, поначалу складывается не лучшее впечатление о деловой столице. Тяжелый климат и необходимость постоянно перемещаться вверх-вниз на корню убивают желание ближе познакомиться с мегаполисом. И все же Ла Пас весьма любопытен, поскольку является на редкость удобной для изучения моделью социального обустройства, которую можно рассматривать в мельчайших подробностях, будто находишься в музее социологии под открытым небом. Являясь своеобразной "пищевой" пирамидой человеческого сообщества, Ла Пас имеет хоть и незримые, но очень четкие границы, разделяющие небожителей от людей попроще, а тех, в свою очередь, от простолюдинов.

На самом верху, у рубежа Альтиплано, где постоянно дуют пронизывающие ветры и довольно холодно круглый год, обосновалась беднота, состоящая в основном из крестьян, подавшихся в город на заработки, и столь же бедного рабочего класса. Здесь, среди саманных или построенных из дешевого кирпича кварталов, жизнь бурлит денно и нощно. Да и как иначе, ведь кусок хлеба сам тебе в рот не придет. Средний «этаж» занят деловыми кварталами, состоящими из десятка обшарпанных многоэтажек и прилегающих к ним нескольких старинных районов, сохранивших очарование колониальных времен. Этот сектор заселен в основном людьми среднего достатка: служащими, управляющими, представителями творческой интеллигенции. Днем здесь шумно и много народу, а улицы заполнены чадящими машинами, но близость рабочих мест и явная привилегированность по отношении к живущим выше, заставляет терпеть неудобства. Ниже, в так называемой Южной зоне, проживают богачи. Их виллы напоминают дворцы, а уклад жизни мало чем отличается от европейско - североамериканского. Благодаря особому микроклимату, температура внизу на в среднем 5-6 градусов выше чем у соседей, а чистота и ухоженность столь контрастируют с остальными зонами Ла Паса, что кажется, будто попал в другой город. Внизу, вместо грязных базарчиков с уймой подозрительных личностей, тебя встречают современные супермаркеты, а вместо захолустных, небезопасных для желудка закусочных, чуть ли не на каждом углу двери распахивают двери дорогие кафе – рестораны. Кругом полиция, лоск и ... скука.

Всего лишь двадцать минут езды разделяют верхний и нижний миры, но они чудесным образом не соприкасаются, будучи разделенные расстоянием куда большим, чем километры.

Карнавал по-студенчески.

В Ла Пасе я оказался ранним утром, накануне веселого студенческого праздника Entrada Universitaria, во время которого учащиеся городских вузов устраивают в центре города красочные театрализованные шествия, стремясь перещеголять друг друга богатством костюмов и мастерством исполнения па из традиционных танцев.

Готовился народ, по всему судя, серьезно: на спуске к центру, а это около пяти километров дороги, я имел счастье встретить лишь нескольких трезвых горожан. Тротуары были усеяны осколками пивных бутылок, остатками фейерверков и разноцветных блестючек, которыми принято посыпать друг друга в порыве праздничного возбуждения. Острый осколок стекла, случайно попавший под колеса, стал фатальным для одной из моих кевларовых покрышек, что вызвало бурный восторг у страдавших от похмельного синдрома студентов. Еще примерно 20 минут я развлекал их ремонтом камеры, придя в процессе шоу к выводу, что гринго, накачивающий шину, снимает у индейцев головную боль значительно эффективнее любых препаратов.

На следующий день, воспользовавшись приглашением, любезно предоставленным мне Kонсулом Посольства России, г-ном Дмитрием Якушевым, я оказался в эпицентре праздника. Тысячи молодых людей, наряженных в карнавальные костюмы, превратили одну из центральных улиц в искрящийся поток зажигательных танцев. Разгоряченные участники шествия, представляющие все национальные и социальные слои боливийского общества, часы напролет предлагали публике оценить и запечатлеть на фото-видеокамеры мастерство владения танцами. Мне очень повезло, потому что в повседневной жизни съемка индейцев сопряжена с немалыми трудностями. Они всячески избегают камеры. В лучшем случае запрашивают деньги за «пользование душой». Подчас агрессивный настрой «моделей» и вовсе заставляет крепко задуматься о собственной безопасности. Но здесь, к счастью, все было иначе. Смуглые танцоры, одетые в костюмы предков, специально подходили ближе, чтобы быть снятыми наверняка. Некоторые индейские красавицы даже останавливались, чтобы продемонстрировать гринго соблазнительные части своих горячих, молодых тел. С легкостью позволив втянуть себя в игру, я и не заметил как отснял несколько пленок. Лишь духовые оркестры, исполнявшие дикие марши, несколько отвлекали внимание, предлагая переключить внимание на колоритных музыкантов, уморительно подтанцовывающих в такт собственной игре. Их сокрушающий барабанные перепонки напор и явное удовольствие оркестрантов от процесса выдувания звуков, с лихвой компенсировали фальшь, граничившую с какафонией.

Не удивлюсь, если узнаю, что о карнавальных костюмах Альтиплано написаны специальные труды. Они столь разнообразны, столь многокрасочны, что вполне заслуживают самого пристального внимания историков и стилистов. Большая часть нарядов возникла на стыке язычества и католицизма, являясь удивительным сплавом казалось бы несовместимых идеологий. Церкви, в лице многочисленных проповедников так и не удалось заставить индейцев отказаться от языческих культов, поэтому во избежание бунтов, действуя хитростью, святошам пришлось «переварить» индейских культовых персонажей, привязав их к религии завоевателей. А чтобы приручение шло более гладко, индейцам позволили даже критиковать господ. Правда, не более чем раз в году, причём организованно и по случаю больших фиест. Так появились диаблады – танцы, символизирующие борьбу божественных сил с люциферовым войском, а также всевозможные пародии, изобличающие жестокость, глупость, любовь к алкоголю и другие пороки европейских завоевателей. В результате, народ участвующий в шествиях, имел возможность выпустить пары, а власть имущие, умело направляя энергию масс, еще более укрепляли свои позиции, получив вместо бунтов костюмированные шоу, за которыми можно с удовольствием следить с балконов, недосягаемых для плебеев.

Маски и детали карнавальных нарядов поражают мастерством исполнения. Особенно маски диаблад. Они удивительно напоминают восточно–азиатские, будто земли, на которых родились костюмы мифических персонажей, разделяет не океан, а сухопутная граница. Как и в Азии, на изготовление каждой маски уходит до нескольких месяцев кропотливой работы. Для отделки наиболее дорогих образцов используются золотая и серебряная краски, специальное стекло, а также перья редких птиц амазонской сельвы. Этой работой занимаются опытные мастера, передающие свои секреты по семейной линии. В готовом виде облачение танцора достигает веса полутора десятков килограммов, требуя от носителя недюжей физической силы, ведь в разреженной атмосфере высокогорья приходится протанцовывать порой по несколько километров. Последние метры, задыхаясь, бедняги едва ли не проползают. Тут уж не до улыбок! Зато за финишной чертой их ожидают целые реки холодного пива. Впрочем, некоторые сердобольные зрители, из числа друзей, ухитряются «подзарядить» танцоров прямо во время процессии, что, естественно, не способствует стройности рядов танцующих.

По окончании шествия народ еще довольно долго не расходится, оседая в ближайших ресторанчиках, чтобы при помощи горячительного дойти до кондиции. В это время лучше не задерживаться, ибо, как показала практика, местное население, особенно индейцы, под воздействием алкоголя становятся абсолютно непредсказуемыми. Трудно предугадать, что проснется в голове пьяного человека, окажись рядом гринго, ведь в Южной Америке белых не очень то любят. И дело здесь, думаю, вовсе не в былых обидах на конкистадоров. Парадокс, но народ преклоняется перед всем испанским, невзирая на неисчислимые бедствия, принесенные извне. Если у человека имеется хоть капля испанской крови, то этот факт является предметом гордости, т.е. культура европейских дикарей превозносится гораздо выше собственной, «никчемной», изрядно позабытой. Что же касается истинной причины ненависти к белым, то я почти уверен, что это элементарная зависть. Люди видят, что приезжие богаче их, лучше одеты, благополучней, имеют лучшее образование. Однако, мало кому в голову приходит на ум задуматься, какими трудами это достигается. Жители Южной Америки в большинстве своем ленивы, склонны жить лишь сегодняшним днем, не утруждая себя стремлением к образованности, да и вообще к чему бы то ни было, если это не касается сиюминутных денег и еды. Степень ограниченности людей вызывает крайнее сожаление. Конечно, не все так однозначно, но в результате невежества некоторых субъектов, замешанного на махровом национализме, постоянно ощущаю на себе флюиды неприязни. И если в повседневной жизни нелюбовь к белым гнездится где-то глубоко внутри, то во время попоек она запросто может выплеснуться наружу, поэтому в общении с пьяными приходится подчас проявлять чудеса психологического пилотажа.

Кстати, не ожидал, что среди индейцев окажется так много алкоголиков. Причем почти в равной степени этому пороку подвержены как мужчины, так и женщины. Не могу сказать, что пьяных очень много, но во время праздников и ближе к выходным народ будто с цепи срывается. Трудно объяснить, с чем связано пристрастие к алкоголю, но уже давно я подметил любопытную закономерность – эта проблема характерна лишь для стран, где традиционно в почете крепкие спиртные напитки. Для сравнения, в соседних Чили и Аргентине - странах с развитой винодельческой культурой - алкоголизма практически нет. Добавлю, что в высокогорных районах, где среди индейцев популярностью пользуется чича (кукурузное пиво), случаев пристрастия к спиртному относительно не много. Да и некогда, видать.

Окрестности Ла Паса на редкость живописны. А близость гор позволяет совершать походы среди снега и скал практически на виду у города. Всего лишь в 50-ти километрах от центра La Pasa действует самая высокогорная в мире лыжная база, где можно покататься на высоте 5400 (!) метров над уровнем моря. Но это явно для любителей горнолыжной экзотики. Я же воспользовался возможностью посетить более демократичное, но не менее интересное место с ландшафтом, будто специально созданным для съемок «Звездных войн» и напоминающее собой то ли вычурные гигантские крепости, «отлитые» из песка неведомыми гигантскими карапузами, то ли столицу инопланетных существ, перенесенную зачем-то на Землю. Используя в качестве инструмента лишь эрозию, фантазерка–природа выточила из мягких пород целый город, состоящий из неисчислимого количества остроконечных замков, тоннелей, крепостей и других, не поддающихся описанию «строений». Их необычные формы и полное отсутствие какой бы то ни было растительности, даже черствого человека способны заворожить, превратить в мечтателя и романтика. Любопытно, что в Ла Пасе многие даже не догадываются о расположенном у них под боком чуде. Им это неинтересно.

В Юнгас, по знаменитой «Дороге смерти».

Зато о знаменитой Дороге смерти наслышаны все, ведь едва ли не еженедельно на ней гибнут люди, пополняя без того огромный список жертв невнимательности, свойственной, к сожалению, большинству местных автоводителей. Несмотря на вполне оправданное, но слишком уж зловещее название, эта дорога, тем не менее, считается одной из самых живописных на материке. До открытия нового путепровода она была единственной артерией, связывавшей высокогорный Ла Пас с субтропическим городком Каранави, в приамазонской области Юнгас, от которого уже рукой подать до болотистых низин великой сельвы.

Отличительная черта дороги - огромный, почти в три тысячи метров, перепад высот на относительно небольшом семидесятикилометровом участке пути. Уже один этот факт захватывает дух. Но, пожалуй, все же самым интересным является стремительная смена растительности. Ведь путь начинается на перевале в 4300 м, среди вечных снегов, а заканчивается в джунглях. Всего за несколько часов, будто на лифте, можно совершить увлекательнейшее путешествие через все экосистемы континента.

Я не смог устоять перед соблазном, выбрав в качестве гида своего железного коня. Уже в начале спуска выяснилось, что велосипед на Дороге Смерти - едва ли не самое безопасное средство передвижения, ибо она оказалась столь узкой, что двум легковым машинам, не говоря уж о грузовом транспорте, разъехаться практически невозможно. От неизбежных пробок водителей спасают лишь вырубленные в скалах «карманы», да кое-где предусмотрительно расширенные “колена” поворотов.

Я – человек не робкого десятка, но некоторые виражи и меня заставляли едва ли не цепенеть от страха. Пыльная полоса проходит над пропастью высотой около километра, обеспечивая в случае падения несколько сот метров свободного падения до ближайших скал... Именно поэтому выживших после дорожных инцидентов на Дороге Смерти почти не бывает. Да и “счастливчики” оказываются в весьма затруднительном положении, ведь вытащить покалеченных удается, в лучшем случае, через день-два: в Боливии нет специальной техники для оказания экстренной помощи в подобной ситуации и вряд ли она появится в ближайшем будущем.

От постоянного притормаживания диски моего велосипеда накалились так, что на них можно было бы поджаривать яичницу. А пальцы рук, непривычные к столь длительному напряжению, потеряв чувствительность, так и застыли в полускрюченном положении off. Сплав смертельной опасности и буйства окружающей дорогу дикой природы придали процессу острейший вкус игры, где ставкой вполне может быть жизнь. Как сладостно чувство контроля на лезвии бритвы! Как горячи захватывающие мозг адреналиновые приливы! Подчиняясь неудержимой страсти к обладанию скоростью, я выжимал до 70 километров в час из своей кряхтящей от напряжения машины.

Ощутив власть над скоростью и позволив, наконец, телу завладеть управлением, я смог всецело предаться созерцанию стремительной смены нарядов красавицы – природы. Каждый из них совершенен - будь то скромный передничек луговых трав или пышное платье густых лесов, в белых кружевах испарений. Но особенно запомнились джунгли, сплошь покрытые длинными, до двух и более метров, лишайниками. Некоторые из них столь плотно опутали кроны деревьев, что непонятно было, где заканчивается одно растение и начинается другое.

В холодных высокогорьях кроме индейцев никто не живет, зато у границы дождевых лесов уже можно увидеть немало метисов и даже негров. Последние появились здесь почти сразу после завоевания Америки. На невольничьих кораблях испанцы и португальцы привозили их тысячами, поскольку считалось, что черные рабы сильнее и выносливее индейцев. Hегры предпочитают не смешиваться с аборигенами, оберегая вероятно чистоту своей расы. Мне посчастливилось побывать в одной из негритянских деревень, жители которой ведут схожий с индейским образ жизни: выращивают коку, маниоку, сахарный тростник... И даже одежду носят вполне индейскую. Лишь изредка, по большим праздникам, они устраивают вечера памяти, на которых звучат мелодии далекого родного-чужого континента. Впрочем, ни языка, ни традиций этнической родины американские негры, увы, не помнят.

Успешно завершив спуск, грязный как поросенок, но ужасно довольный, вскоре я вновь оказался в Ла Пасе. Впереди, озерo Титикака и перуанская граница.

Боливия позади.

Позади чуть больше половины пути. До экватора еще добрых четыре тысячи километров. Таким образом, боливийско-перуанская граница стала условной линией промежуточного старта. На оставшемся отрезке меня ожидают территории трех государств, тяжелые горные дороги, пустыни и, возможно, сплав по реке Напо к великой Амазонке. Не знаю, хватит ли cил на все, но на этом этапе важно желание, а уж последнего у меня в избытке. Впрочем, не буду торопить события, тем более, что речь сейчас пойдет об удивительном озере Титикака, заслуженно считающемся жемчужиной Южной Америки.

Граница двух андийских государств делит озеро на две почти равные части. Вскоре, по выезде из Ла Паса, я оказался в последнем крупном населенном пункте Боливии, городке Копакабана, знаменитом на весь континент чудотворной статуей Девы Копакабанской, покровительницы Боливии (иначе называемой Черной Девой Озерной). Деревянная статуя выставлена в местном соборе и особенно почитаема среди индейцев аймара, населяющих окрестности Титикаки. Считается, что своей милостью Дева неоднократно спасала городок от наводнений и прочих катаклизмов, а простым людям она помогает в решении самых насущных проблем. Надо лишь поставить свечку во имя Спасительницы и горячо помолиться от всего сердца. Cудя по тому, что церковь никогда не пустует, у местных индейцев проблем хватает. На фоне стаек бедно одетых крестьян убранство интерьера храма кажется ослепительно богатым. Остается лишь гадать, сколь величественна была «божья обитель» в те годы, когда ее стены ломились от предметов религиозного культа, сделанных из индейских золота и серебра.

Между большинством стран Латинской Америки заключены договоры о безвизовом перемещении граждан. Границы хоть и существуют номинально, на деле - практически прозрачны. Контроль осуществляется лишь на главных дорогах. И все же, несмотря на общность культур и свободу передвижения по материку, рубеж сопредельного государства чувствуется задолго до появления контрольного пункта. В Копакабане, например, бросилось в глаза то, что перуанские индианки носят не прямые, а слегка зауженные к середине котелки. Верхушка головного убора образует подобие набалдашника. Забавно! В изобилии появились перуанские товары: ширпотреб, пиво и прохладительные напитки. Но главное - за все можно расплачиваться как боливиано, так и солями, при этом обе валюты выступают на равных правах, отличаясь лишь курсом по отношению к доллару. (1 USD = 7,9 Bl =3,4 Sl).

С удовольствием позволил себе на пару дней задержаться в этом приграничном местечке, чтобы насладиться как бойким ритмом городка, так и очаровательными пейзажами окрестностей Копакабаны. К востоку, со стороны Боливии, Титикака обрамлена высокой горной цепью с вершинами, покрытыми льдом и снегом. В ясные, безветренные часы можно стать свидетелем того, как седые великаны красуются в зеркальной глади озера. И уж совсем фантастическое зрелище являет собой вулкан Ильимани. Его характерно заостренный конус, вознесшийся на высоту свыше 6000 метров, вырастает будто прямо из воды. Даже на расстоянии 100 километров вулкан столь притягателен, что подолгу, будто магнит удерживает внимание на своей царственной особе.

К западу и северу горы постепенно уступают место обширным равнинам, входящим в систему плоскогорий Альтиплано. Здесь, между невысокими голыми холмами и многочисленными бухтами, друг за дружкой расположились малюсенькие индейские деревушки, обитатели которых занимаются сельским хозяйством и рыбной ловлей. Считается, что местные жители - едва ли не самые зажиточные из индейцев Альтиплано, ведь, в отличие от остальных, у них целых два источника благосостояния: земля и вода. Но за все приходится платить: в иные годы, во время ежегодных бурь, озеро нередко смывает посевы, скот и даже целые деревни, собирая таким образом суровую дать за право пользоваться своими богатствами.

Несколько интересных фактов.

Титикака расположена на высоте около 3800 метров над уровнем моря и является самым высокогорным судоходным oзером мира. Его площадь составляет свыше 8000 м2, а температура воды круглогодично не превышает 11 С. Исследования последних лет показали, что несколько сот миллионов лет назад озерная чаша Титикаки была частью океанского дна. Со временем глобальные тектонические процессы подняли будущее озеро вместе с плато на чудовищную высоту. Постепенно вода в чаше опреснела, но до сих пор в Титикаке сохранились виды растений, рыб и простейших, характерные скорее для океанских форм жизни. Благодаря изоляции большинство живых организмов, населяющих озеро, эндемичны (т.е. не встречаются больше нигде). Этим Титиака очень напоминает своего не менее именитого собрата, озеро Байкал. Из необычных и наиболее удивительных существ высокогорного озера стоит отметить гигантскую трехцветную лягушку, достигающую длины 60 см. Десяток лет назад в глубинах озера ее обнаружила экспедиция знаменитого французского океанолога Жака Кусто.

С Титикакой связана древняя легенда, согласно которой именно здесь возникла могущественная цивилизация инков. Предание гласит, что однажды из черных вод озера появились великие учителя: Манко Капак и Мама Окльо - дети Солнца, посланные Богом для просвещения человечества. Индейские аватары объединили разрозненные племена кечуа, обучили людей ремеслам, оставили заветы, которые помогли потомкам первых инков создать мощное государство с центром в современном Куско. Кстати, слово инка означает буквально «сын Солнца». Любопытно, что современные исследователи все более склонны считать легендарных прародителей инков историческими личностями.

Люди озера Титикака.

Благополучно миновав боливийско-перуанскую границу, я направился к северной части Титикаки и уже спустя пару дней прибыл в Пуно — столицу индейцев аймара и крупнейший торговый центр на побережье.

Как и большинство купеческих городов, Пуно вряд ли можно отнести к разряду привлекательных. Но именно отсюда проще всего совершить экскурсию к знаменитым плавучим островам индейцев урос, прославившихся умением изготавливать из озерного тростника (тоторы) жилье, лодки и даже "земную твердь».

Среди народов, населяющих орестности Титикаки, урос всегда отличались ярко выраженным свободолюбием. По словам местных индейцев, именно этo качествo заставилo урос сменить образ жизни и скрыться в просторах озера перед лицом опасности завоевания со стороны воинственных инков.

Из тростника, в изобилии призрaстающего у берегов озера, урос научились строить большие плавучие острова и в течении нескольких десятков поколений создали уникальный рукотворный мир на воде со своим, отличным от земного, укладом, традициями и жёсткими законами. До нашего времени, к сожалению, урос не дожили. Последний чистокровный представитель этого народа умер в 50-х годах прошлого века. Но те индейцы, которые унаследовали острова, а именно - кечуа и аймара, смогли сохранить знания и умения своих предшественников в полной мере. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что именно местные мастера помогли Туру Хeйeрдалу в 70-е связать из тростника легендарный Ра II, на котором экспедиция знаменитого норвежца (в составе которой был и наш Юрий Сенкевич) пересекла океан, достигнув берегов Марокко. По сей день тростниковые лодки используются островитянами и жителями берегов Титикаки наравне с деревянными.

Золотисто-желтые островки обитателей озера видны издалека. На фоне иссиня-голубого неба, почти черной воды и зеленых зарослей тростника они выглядят столь яркими, что кажется, будто кто-то зажег на водной глади веселые огоньки. Мягко светясь в лучах высоко стоящего над горизонтом солнца, соломенные пятачки суши выглядят на редкость уютно, настраивая на благоприятную волну. Вскоре в золотистой массе начинаешь различать невысокие домики со снующими между ними индейцами, налюдательные вышки и привязанные к "пристаням" лодки. Жители островов оказались весьма доброжелательными, милыми людьми. Уже через 20 минут пребывания в среде "тростниковых индейцев" мне удалось без труда подружиться с маленькой коммуной одного из островов. Не смотря на то, что туризм является одной из основных составляющих местного благосостояния, я не заметил и доли той навязчивости, коей, к сожалению, обладают индейцы других посещенных мной околотуристических регионов Южной Америки. Молодые ребята с готовностью рассказали о том как неплохо живется им на зыбкой тростниковой "почве" и даже пригласили бесплатно погостить у них несколько дней, ведь посетители из столь далекой и загадочной страны бывают здесь не часто.

Большую часть времени островитян занимает изготовление сувениров. Некоторые из них, например керамика и куклы из тростника, пользуются устойчивым спросом за рубежом. Раз в 10-15 дней коммуна сообща занимается укреплением своего острова. Его толщина составляет 8-10 метров, но из-за постоянной усадки и гниения тростник необходимо периодически обновлять, наращивaя новый слой. Кстати, тростник является не только строительным материалом, но и прекрасной витаминной добавкой к пище - молодые побеги по вкусу напоминают спаржу, их можно есть даже сырыми, а корневища по питательности способны заменить картофель.

Oсновную часть повседневного меню островитян составляет рыба и пернатые водоплавающие. Излишки колонисты выменивают у береговых индейцев на яйца, корнеплоды, овощи и крупы. Островитянам так нравится их необычный образ жизни, что многие из них бывают на "большой землe" лишь по праздникам, дa во время больших ярмарок. Несколько лет назад на одном из крупнейших островов была основана школа (!), где малышня постигает основы грамоты, математики и религии, не чувствуя себя более в чем-то ущемленными по сравнению с детьми побережья.

Показательно, что ни один из опрошенных мною молодых людей не изъявил желания покинуть острова. Hаоборот, большинство мечтает получить хорошее образование на берегу, чтобы в дальнейшем применить знания на благо всей общины.

С большой неохотой покидал я этот зыбкий водяной мирoк, загадав желание когда-нибудь вернуться, чтобы хоть недолго пожить бок о бок с новообретёнными друзьями и почувствовать себя не туристом, а Человеком Озера Титикака.

На улочках Куско.

Спустя примерно неделю пути по высокогорным долинам, совершив несколько затяжных подъемов и столько же спусков, превосходное шоссе привело меня в один из самых красивых городов континента – Куско.

По сложившейся традиции, первые два дня я всецело посвятил отдыху, делая лишь короткие вылазки для закупки фруктов, да посещения маленькой, но опрятной вегетарианской столовки, расположенной по соседству. Зато оставшееся время было до предела насыщено походами по музеям, церквям и другим достопримечательностям, снискавшим городу огромную популярность у иностранных туристов.

Немного истории.

Согласно официальной индейской хронике, главный город империи основали легендарные прародители инков – Мама Окльо и Манко Капак. По преданию, прежде чем послать возлюбленных детей своих на Землю, бог Солнца вручил им посох из чистого золота, наказав основать столицу будущего государства “избранных” в том месте, где посох без труда уйдет в землю.

Потребовалось немало времени на поиски заветной долины. Двигаясь на север от озера Титикака, первые инки объединяли разрозненные племена кечуа, и к моменту основания города “дети солнца” были уже довольно многочисленным народом, насчитывающим несколько десятков тысяч человек, имевших единую религию и наделённых невероятным созидательным потенциалом, о чём свидетельствуют величественные руины, сохранившиеся до наших дней.

Несколько столетий, вплоть до испанского завоевания в 16-ом веке, Куско был центром огромного государства Тауантинсуйу (Четыре стороны света), занимавшего большую часть Южной Америки: от современной Колумбии на севере, до столицы Чили Сантьяго, на юге. Шаг за шагом, присоединяя к своей империи территории сопредельных государств (некоторые из которых имели очень высокий уровень развития), инки не стремились ассимилировать покоренные народы, позволяя им жить так, как они жили раньше. В этом кроется один из секретов могущества индейской цивилизации. Завоеватели старательно перенимали всё лучшее из опыта побежденных, давая взамен гарантии защиты от внешних врагов, обязательства по оказанию помощи в случае стихийных бедствий и неурожая, и щедро делясь собственными богатыми знаниями по ведению хозяйства, строительству и другим прикладным наукам. От вассалов требовалось почитать бога Солнца в качестве главного божества, безоговорочно подчиняться верховному Инке и вносить в общий котел империи строго оговоренную долю материальных ценностей, сельхозпродукции и рабочей силы.

В государстве инков не было рабства. Согласно философии завоевателей, если все будут без принуждения трудится на общее благо, то обязательно появится общая заинтересованность в конечном результате. В этом смысле весьма показательна формула, которой встречали каждого, кто приходил в Куско: “Ama Sua, Ama Iella, Ama Lulla!” (“Не лги, не воруй, не ленись!”).

Мудрая государственная политика обеспечила невиданный подъём производства. Во все концы Тауантинсуйу были проложены мощёные дороги, значительно упростившие товарообмен между провинциями. Хорошо организованная почтовая служба, состоявшая из специальных гонцов – бегунов на длинные дистанции, в течение 2-3-х суток доставляла новости, указы и статистические отчёты, составленные при помощи так называемого узелкового письма, в самые удалённые уголки империи.

Всё это способствовало быстрому росту Куско. Каждый новый правитель, стремясь удивить потомков и оставить о себе достойную память, сооружал великолепные дворцы и храмы, на возведение которых требовалось порой несколько десятков лет кропотливого труда тысяч строителей.

Сегодняшний Куско или Коско, как его называли инки, мало напоминает тот, каким его несколько столетий назад увидели испанцы. Руша и подвергая грабежам индейские святыни, конкистадоры пытались стереть саму память о великой империи. Каменные блоки использовались на возведение привычных европейцам домов, церквей и хозяйственных сооружений с характерными черепичными крышами. Однако стены храмов и крепостей оказались столь прочными, что пришельцы вынуждены были отступить, оставив на радость нам, туристам, немало поражающих воображение образцов индейского зодчества.

Практически все здания старого Куско покоятся на древних фундаментах, а некоторые из церквей – лишь доведенные “до ума” святилища индейцев, в которых сохранилась даже первоначальная планировка. Инки практически не применяли раствора, благодаря чему даже сильные землетрясения не могли повредить здания - сместившись от толчка каменные блоки тут же возвращались на место. Точность подгонки камней такова, что между ними, даже по прошествии веков, невозможно вставить лезвие бритвы (!). Кроме того, по-видимому, инки имели неплохое представление об электромагнитных полях и проводимости тока, поскольку между собой блоки соединены костылями из сплавов цветных металлов (отчасти именно поэтому испанцы принялись разрушать индейские постройки, ведь скрепы некоторых из сооружений имели в своем составе немалый процент золота). Скрепляя блоки костылями из мягких, хорошо проводящих электричество сплавов, индейцы вероятно старались заземлить свои постройки, сведя на нет действие статического и атмосферного электричества. И всё же наиболее любопытным мне представляется то, как не зная железа и колеса, используя лишь примитивные инструменты, индейские мастера сумели так тщательно обработать каждый камень, доставить к месту строительства и, наконец, подогнать блоки друг к другу с точностью, коей трудно добиться даже в современных условиях. А ведь некоторые монолиты весят десятки тонн! Существует любопытная легенда, согласно которой инкам была доступна тайна разжижения камней, после чего им можно было придать любую форму, даже такую необычную, как многогранник (см. фото – двенадцатиугольный камень в кладке одного из строений). Учитывая тот факт, что недавно египтологами были найдены следы опалубки на некоторых из блоков знаменитых пирамид, я готов поверить во что угодно! Впрочем, разгадывать загадки истории – прерогатива учёных, поэтому, приняв очевидное – невероятное как должное, я с удовольствием окунулся в день сегодняшний города.

Куско будто специально создан для неспешных прогулок, отдыха и наблюдений. В значительной мере тому способствует здоровый, сухой и в меру прохладный климат долины, находящейся на высоте около 2.500 м над уровнем моря. По утрам и вечерам, освещённый низко стоящим светилом, город источает уютное золотистое сияние. Лучики солнца, многократно отражаясь от океана черепичных крыш, заставляют чистый горный воздух ожить и тяжелыми ручейками ленивого света пролиться на булыжные мостовые. Это лучшее время, чтобы затеряться в переплетении узеньких, “на одну карету”, улочек, каждая из которых имеет свой характер, настроение, и даже отличное от других течение времени. Быть может это магия камней инков создает такое интересное ощущение? Ведь они суть – время. Достаточно прикоснуться к шероховатой поверхности камня, чтобы через ладони услышать дыхание тайны. Каждый из них скрывает свой маленький секрет, историю, предназначенную лишь для тебя.

Практически весь старый город отдан на откуп туристам. Демократичный, открытый для гостей с кошельком любой толщины, Куско постоянно заполнен как респектабельными туристами формата «люкс», так и неформалами разного толка, бродячими музыкантами, а так же ремесленниками из разных стран латинской Америки.

Перу - текстильный рай.

На фоне серо-коричневых фасадов домов, разноцветными огоньками вспыхивают яркие наряды крестьян, специально приехавших в город поработать “фотомоделями” для падких на экзотику туристов. Некоторые из них одеты с таким вкусом и выдумкой, что диву даешься, откуда простые кампесинос, большую часть времени проводящие на пастбищах, да копающиеся в земле, черпают свои фантастические идеи? А главное, как им удается так умело отобразить на одеждах сложнейшие символы, образы, имея под рукой лишь допотопные прялки, да ткацкие станки, бывшие в ходу еще несколько сот лет назад!

Даже присутствуя на импровизированном пленэре и собственными глазами видя как рождается очередной хлопковый или шерстяной шедевр, трудно отделаться от ощущения, что являешься свидетелем чуда, столь мастерски работают ткачихи. Думаю, не ошибусь, утверждая, что мастерство владения ткацким станком в среде индейцев передается уже на генетическом уровне. И уж абсолютно неоспоримо лидерство жителей Анд в области ткацких технологий. Как показали раскопки, еще за сто лет до нашей эры при изготовлении тканей индейцы пользовались столь сложными техническими приемами, что некоторые из них невозможно воспроизвести и сегодня.

Сам Бог благоволил южноамериканцам в развитии текстильных “наук”, ведь хлопок родом из Южной Америки и достигает здесь размеров небольшого дерева (причем имеются разновидности растения как с белым, так и с коричневым, и даже красноватым волокном). Кроме того – ламы, альпаки, викуньи дают шерсть высочайшего качества, по некоторым параметрам уверенно превосходящую лучшие сорта овечьей шерсти.

В большинстве племен женщины обязаны были всё свободное время посвящать прядению нитей. В некоторых случаях этим занимались исключительно мужчины. Ткачество так же не являлось занятием сугубо женским. По сей день во многих пуэбло (деревушках) ткани изготавливают мужчины. На рынке их изделия ценятся несколько выше женских, поскольку считается, что мужчины ткут более долговечные ткани, подходя к работе творчески, с выдумкой, в отличие от женщин, более склонных работать по накатанной годами линии.

Несмотря на широкий выбор и относительную дешевизну химических пигментов, до сих пор хорошим тоном считается использование лишь натуральных красителей, добываемых из дикорастущих растений. При желании опытный мастер может воспроизвести несколько десятков цветов и полутонов, не прибегая к химическим препаратам. Об этом и многом другом я узнал от весьма колоритной бабули, прямо посреди тротуара увлечённо ткавшей поясок “для любимой внучки”. Беззубо улыбаясь, рукодельница развернула сверток готовых к продаже тканей, с гордостью демонстрируя творения своих едва гнущихся, но всё еще очень ловких рук. На шерстяных картинках застыли образы мифических существ, диких и домашних животных, сценки из повседневной жизни, органично вплетенные в замысловатый орнамент, прочесть который под силу лишь специалисту. Удивительно похожие рисунки мне посчастливилось видеть в Боливии (г.Сукре), в музее индейского текстиля, где представлена богатая коллекция тканей доколумбовой эпохи.

В Мачу-Пикчу, огородами.

Быть в Куско и не взглянуть на знаменитый Мачу-Пикчу – это непростительно. Поэтому посещение таинственного города и расположенных в “священной” долине реки Урубамба руин стало следующим пунктом моей экскурсионной программы. Единственное “но” омрачало планы – всё, связанное с Мачу-Пикчу, столь коммерциализированно, что даже мысль о путешествии к именитым развалинам в качестве организованного туриста вызывала горячий внутренний протест. К тому же, очень не хотелось быть “кустом” для стрижки зелёных. Посудите сами: добраться к достопримечательности можно лишь по железной дороге, либо пешком через горы, по древней “Тропе инков”. Билет в оба конца (180 км) пути стоит около 80–ти долларов. Удовольствие прогуляться под рюкзаком – 50, плюс навязываемые, в качестве обязательных, услуги гида (еще 100-200 долл. за 3-4 дня пути); входной билет стоит 20 долларов. Форменная обдираловка! Зарабатывая огромные барыши на туристах, государство имеет наглость клянчить деньги у ЮНЕСКО на содержание и реставрацию исторического заповедника. Крайне неприятен так же факт грубой дискриминации – стоимость проезда и входных билетов для перуанцев и иностранцев отличается в десятки раз, при этом разницы в сервисе практически нет. Я решил “наказать” перуанцев, сэкономив на входных билетах и обеспечив себе заодно интересное путешествие дикарем по священной долине инков.

Взяв лишь самое необходимое: спальный мешок, тёплую одежду, съёмочную аппаратуру, да кое-что из еды, я доехал на автобусе до последнего доступного легковому транспорту пункта, находящегося примерно в 40 км от Мачу-Пикчу, а оставшийся путь проделал пешком, двигаясь по железнодорожной насыпи и прилегающим к ней тропинкам. Мачу-Пикчу расположен на тысячу метров ниже Куско, поэтому, медленно спускаясь к заветному городу, я имел удовольствие наблюдать, как постепенно характерные для высокогорий растительные сообщества сменяются субтропическими.

Близкие звёзды столь ярко освещали дорогу, что надобность в фонарике практически отпала. Включал его лишь затем, чтобы получше рассмотреть ночное насекомое, необычное растение или зверька, спешащего по своим мохнатым делам. Играющие в салочки светляки нередко садились мне прямо на руки, “воспламеняя” кожу потусторонними огоньками. Цикады и ночные птицы проникновенно исполняли свои песни. Из влажной от росы травы им неуверенно подпевали лягушки. В пылу погони за вкусными комарами летучие мыши то и дело проносились прямо перед носом, будто веером обмахивая перепончатыми крыльями мое разгоряченное лицо. Ночная жизнь в долине кипела, не оставляя скуке малейшего шанса хоть как-то проявить себя на фоне монотонной ходьбы.

К середине пути начала сказываться усталость. После привалов, с каждым часом всё тяжелее было заставить себя двигаться в надлежащем темпе. На выручку пришла... кока (да-да, не удивляйтесь!). Она продается в каждом населённом пункте горной части Перу, Боливии и на севере Аргентины.

Листья этого растения в качестве отличного тонизирующего средства принято либо жевать, либо употреблять в виде чая. Сама по себе кока не является наркотиком и не вызывает наркотической зависимости, поскольку помимо небольшого количества кокаина содержит целый ряд веществ, действующих на организм комплексно. В качестве лекарства кока является хорошим болеутоляющим, спазмолитическим, диуретическим средством, помогает при нарушении обмена веществ, малокровии, нервном истощении. Разница между кокой и кокаином столь же существенна как, например, между кофе и кофеином, поэтому все, что будет ниже сказано о коке, ни в коей мере не относится к “белой смерти”, коей без преувеличения является кокаин и его разновидности.

Кока.

Известно несколько видов этого растения, отличающихся как внешне, так и химическим составом. Одни виды лучше чувствуют себя в жарком климате сельвы, достигая там размеров дерева, другие тяготеют к относительно прохладным субтропикам среднего яруса Анд, произрастая в виде пышного кустарника с красивыми продолговатыми листьями ярко-зелёного цвета. Кока – на редкость неприхотливое, жизнестойкое растение, одинаково хорошо переносящее климатические потрясения: засухи, наводнения, резкие похолодания, а также частые, до четырех раз в год, сборы урожая, во время которых со стеблей срывают почти все листья. Любопытно, что, не смотря на поразительную живучесть, многократные попытки акклиматизировать коку в других частях света окончились неудачей. Ботаническая загадка – не иначе!

Тонизирующие и иные полезные свойства коки известны индейцам как минимум 4 тыс. лет. Уже тогда растение считалось священным и участвовало практически во всех важнейших ритуалах: по случаю рождения человека, его инициации во взрослую жизнь и, наконец, смерти. Инки превратили выращивание коки в монополию, используя растение в качестве одного из средств контроля над подчиненными. Позже католическая церковь, переняв опыт инков, ввела свою монополию на листья, стремясь обогатиться и накрепко привязать индейцев к “святому престолу”.

Конкистадоры и сами не брезговали кокой. Хоть она и не стала столь же популярной, как табак (который, между прочим, сначала предпочитали жевать), всё же вызвала в Европе живой интерес. Но настоящий триумф состоялся в 1800-х годах, когда во Франции химик итальянского происхождения, Анджело Мариани начал торговать вином, изготовленном на основе экстракта из кокаиновых листьев. Вино стало столь популярным в народе, что вдохновило несколько американских компаний выпускать прохладительные напитки с добавлением коки. Вскоре, примерно в это же время, был получен кокаин, доставляющий по сей день огромные проблемы как США и Европе, основным потребителям зелья, так и южноамериканским крестьянам, ведь подчиняясь жесткому политико-экономическому нажиму (прежде всего со стороны Штатов), правительствам “кокаиновых” стран: Боливии, Перу, Колумбии, Венесуэле и Эквадору приходится периодически уничтожать значительные площади посевов коки. Для десятков тысяч кампесинос это растение является едва ли не единственным средством к существованию. При этом почти не страдают многочисленные плантации коки, укрытые в сельве и предназначенные для поставки сырья подпольным химическим лабораториям. Нередко, вслед за акциями властей в провинциях вспыхивают стихийные бунты под лозунгами типа: “Мы выращиваем лишь КОКУ. Кокаин придумали белые!”

Несмотря на попытки ограничить возделывание этой культуры, кока продолжает играть в жизни горных индейцев важнейшую роль, являясь панацеей на все случаи жизни: женщины жуют коку для облегчения родов; используют листья в меновой торговле, в качестве мелкой монеты; в магии – это незаменимое средство от сглаза и отличный инструмент для предсказаний; в обществе – неплохое средство примирения между враждующими сторонами... Кока сопровождает индейца даже после смерти – листья кладут рядом с усопшим, а жвачку родственники “преподносят” духам в качестве жертвы, дабы те достойно сопроводили душу умершего в райские кущи и не дали ей задержаться на земле. Остается лишь горько сожалеть, что для миллионов людей красивое, с блестящими глянцевыми листьями растение стало невольной виновницей пагубной зависимости. Но это, как вы уже знаете, совершенно другая история.

В пять утра, совершив головокружительный подъем по нескольким тысячам каменных ступенек, ведущих к священному городу и благополучно миновав кордоны, я наконец, оказался у цели. Совершенно вымотанный, но довольный удачным окончанием многокилометрового марш-броска, я был готов увидеть стандартную “открыточную” панораму развалин. Но открывшийся вид превзошел самые смелые ожидания! Едва оказался в удобном для обозрения месте, как выглянувшая из утреннего тумана луна на мгновение озарила город своим неповторимым зеленоватым светом. Картина была столь завораживающей, что я чуть не выронил пожитки. Так и простоял, очарованный, с открытым ртом, начисто позабыв о фотоаппарате и вообще обо всём на свете.

А потом наступил рассвет. Нежно прокладывая себе дорогу в туманной дымке гор, солнечные лучики сначала робко, а затем все увереннее устремились к древним стенам. Легко коснувшись кладки башен, аккуратно пройдясь по террасам и пустующим площадям, набирающий силу свет вдруг взорвался, залив ярком сиянием руины тех, кто когда-то ему поклонялся. Вздох восхищения, вырвавшийся у сотен туристов, успевших к рассвету подняться в священный город, смешался с щелканьем такого же количества фотозатворов - в Мачу-Пикчу наступил очередной экскурсионный день.

Немного истории.

Честь мирового открытия Мачу-Пикчу (букв. - Старая Гора) принадлежит североамериканскому археологу Хайраму Бингему. В 1911 году он случайно, по наводке местных провоников, к своему великому удивлению, обнаружил прекрасно сохранившийся город инков, умело спрятанный на вершине плоской горы от случайных взоров. Неприступный, окруженный со всех сторон пропастью, по дну которой течет бурная Урубамба, Мачу-Пикчу до сих пор представляет собой тайну за семью печатями. Раскопки, не прекращающиеся уже несколько десятков лет, лишь добавили загадок, так и не ответив однозначно на вопрос: с какой целью было построено это чудо света, потребовавшее титанических усилий от древних строителей и расположенное в столь труднодоступном месте?

Во время раскопок археологи обнаружили 173 человеческих скелета, из которых 150 были женскими. Но ни золота, ни других более-менее ценных предметов найти не удалось. Город явно был покинут организованно, возможно даже, жители намеренно не пожелали оставить следов своего пребывания. В гробнице “верховного жреца”, как назвал ее Биргем, покоились останки женщины, пораженной сифилисом, скелет собачки, несколько керамических изделий, два вертела и одежда из шерсти, подобная той, которой индейцы кечуа пользуются до сих пор. Что же заставило людей уйти: природные катаклизмы, болезни или что-то еще, мы, по всей видимости, так и не узнаем. Ни в испанских, ни в индейских хрониках нет даже намёка на существование Мачу-Пикчу.

Опираясь на результаты исследований в других частях Южной Америки, сравнивая и анализируя особенности архитектуры города с другими, более изученными объектами цивилизации инков, учёные пришли к выводу, что в Мачу-Пикчу проживали жрецы, члены королевской крови, лучшие ремесленники, а так же избранные слуги. Но главное - мамакунас - девственницы, посвятившие свою жизнь служению Инти - Солнцу.

Индейцы, со свойственным древним зодчим умением, постарались сделать свой город максимально удобным, функциональным и долговечным. До сих пор, по прекрасно сохранившимся акведукам, в центр Мачу-Пикчу поступает кристально чистая вода, а некоторые из сооружений имеют столь свежий вид, будто были покинуты людьми недавно. Жилой комплекс занимает лишь небольшую часть города, большая площадь которого отведена под храмы, обсерватории и прочие культовые сооружения. Судя по всему, именно здесь располагался “вычислительный центр” империи, где предсказывалось будущее, строились планы, а так же совершенствовались познания о космических силах и их связи с процессами, происходящими на Земле. Возможно, именно здесь было предсказано падение империи и завоевание земель инков “белыми бородатыми богами”.

По периметру город окружен террасами, на которых, помимо сельскохозяйственных культур, индейцы выращивали яркие цветы. Чувствуется, что Мачу-Пикчу был любим его обитателями. Эта любовь передается каждому посетителю твердыни. Некоторые туристы специально приезжают сюда, чтобы помедитировать на древних камнях, справедливо считая, что Старая Гора обладает особой силой, помогающей искренне желающему того заглянуть глубоко в себя.

Горы и викуньи.

Благополучно завершив пребывание в Куско и даже успев поучаствовать в одном из местных индейских праздников, я взял курс на Лиму — столицу Перу и один из крупнейших городов Южной Америки.

На пути к мегаполису пришлось преодолеть несколько перевалов высотой свыше 4000 метров. И всё же, предвкушение скорого свидания с океаном и долгожданной равниной лишь расхолаживало, не давая собраться с силами.

Скрежеща зубами, штурмовал я один перевал за другим, клятвенно уверяя себя и молчаливые камни в том, что это путешествие — уж точно последнее, что по приезде домой я навсегда пересяду из седла велосипеда скажем, в кресло — качалку, и решительно предам анафеме велосипед как средство передвижения. Но… начинался спуск, а вместе с ним скорбные мысли сменялись на абсолютно противоположные, давая ход поистине наполеоновским идеям.

Последний, самый высокий перевал (4300 м), будто извиняясь за причиненные ранее неудобства, от имени Анд одарил меня великолепным пейзажем: на фоне сине-фиолетового неба с "ручными" барашками облаков возвышались пологие волны мохнатых, густо поросших длинной ярко-желтой, местами почти оранжевой травой. Островами в океане трав возвышались семейки серебристых кактусов с едва распустившимися нежно-желтыми цветами.

По мере спуска,пра дорогу то и дело перебегали стремительные викуньи. Особо любопытные экземпляры вплотную подходили к обочине, чтобы получше разглядеть двухколесное чудо. Причину удивительной доверчивости обычно весьма пугливых животных прояснил знак, указавший, что часть дороги пролегает по территории единственного в мире заповедника, созданного специально для охраны и изучения викуний.

На территории Перу и северо-запада Боливии от некогда бесчисленного количества викуний осталось не более 6000 животных, являющихся одним из живых символов Южной Америки и заветной мечтой любого крупного зоопарка мира. Как и сородичи: гуанако и альпаки, викуньи состоят в близком родстве с верблюдами. Настолько близком, что зоологи именуют лам не иначе как безгорбыми верблюдами. Их общий предок бродил некогда по просторам праматерика Гондвана, после раскола которого, в изоляции от собратьев, сформировалось несколько новых видов, поэтому сегодня трудно сказать, какие из верблюдов: азиатские, аравийские или южноамериканские, "правильные".

Подобно своим собратьям из Старого света, ламы (прежде всего, гуанако) как минимум 2.500 лет до н.э. были приручены человеком. В результате искусственного отбора появились две "касты" домашних лам: вьючные, которым нет равных на высотах от 2.500 до 4000 и более метров, и альпаки, дающие одноименную шерсть, высоко ценимую на мировом рынке.

Викунья же обладает столь свободолюбивым, ранимым и, вместе с тем, капризным характером, что индейцам так и не удалось заставить служить себе это животное. Судя по археологическим находкам, попыток было немало, ведь шерсть викуний обладает непревзойденным качеством и по теплоизоляционным свойствам вплотную приближается к пуху водоплавающих птиц. Ценится она значительно выше альпаки и кашемира. Так, например, стоимость пальто или пиджака из викуньи может достигать 15-20 тысяч долларов.